Педро Парамо. Равнина в огне. Хуан Рульфо
признанию, ни одного нелегала. Работа не приносит Рульфо удовольствия, но позволяет жить между двумя культурными центрами страны – Мехико и Гвадалахарой, знакомиться с молодыми литераторами (среди них – будущий близкий друг Рульфо, поэт Эфрен Эрнандес, а также писатели Хуан Хосе Арреола и Антонио Алаторре) и, главное, посещать в качестве вольнослушателя лекции на филологическом факультете Национального автономного университета.
Хуан Рульфо не был писателем-профессионалом и не считал себя таковым. Интервью Игнасио Эскерре показывает, что Рульфо проводил четкую границу между профессиональным (траектория Борхеса) и непрофессиональным (траектория Гарсиа Маркеса) литераторством и сам склонялся к последней модели:
Репортер: Расскажите о своем литераторском призвании.
Хуан Рульфо: Мое истинное призвание – история. Литература появилась в моей жизни как нечто само собой разумеющееся. Книги, которые я прочел ребенком, не могли, рано или поздно, не оказать на меня влияния. И однажды мне пришло в голову написать кое-что для самого себя. Но для меня литература всегда была только способом отвлечься. Я всего лишь любитель[16].
В самом деле, Рульфо не учился писательскому мастерству, не состоял в литературных кружках и не получил не только филологического, но вообще никакого высшего образования. Это обстоятельство, однако, не должно вводить нас в заблуждение относительно образованности будущего писателя: сегодня целый ряд свидетельств позволяет говорить о том, что Рульфо «был человеком гораздо более начитанным, чем принято полагать»[17]. Так, домашняя библиотека, исследованная старшим сыном писателя Хуаном Карлосом[18], к концу жизни Рульфо насчитывала пятнадцать тысяч наименований и была тщательно структурирована и каталогизирована владельцем.
Формироваться эта библиотека начинает уже в конце 30-х годов. В это время Рульфо открывает для себя творчество швейцарца Шарля-Фердинанда Рамю, француза Жана Жионо, австрийца Германа Броха, американцев Уильяма Фолкнера и Эрскина Колдуэлла. Особое место среди любимых авторов мексиканца всегда занимали писатели Скандинавии (Кнут Гамсун, Йенс Петер Якобсен, Сельма Лагерлёф, Халдоур Лакснесс) и России (Леонид Андреев, Владимир Короленко, Федор Достоевский). Рульфо был хорошо знаком с традициями мексиканской[19] и, шире, латиноамериканской[20] литературы. В то же время круг чтения молодого человека отнюдь не ограничивался современными писателями, о чем красноречиво свидетельствуют литературные аллюзии, содержащиеся в его прозе. Интересно, что уже в 1954 году мексиканский филолог-классик Альфонсо Рейес оставил следующую заметку о романе «Педро Парамо» (который на тот момент еще не был опубликован и даже не получил своего окончательного названия):
«Шепоты» [роман]: готовится к печати, название не окончательное. Заимствования (сознательные и неосознанные) из мировой литературы более чем двадцати
См. подробнее в следующем разделе.
Среди любимых латиноамериканских авторов писатель, как правило, называл бразильца Жоау Гимараеса Розу и перуанца Хосе Марию Аргедаса.