Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю. Дмитрий Иванович Иловайский
сводчики летописей и списатели, которые на передний план выдвинули легенду о призвании варяжских князей. А призвание князей в их время было обычным делом в Великом Новгороде, и этот мотив легко мог окрасить его предания. Замечательно, что и впоследствии, в начале XVII в., как мы видели, на призвание князей ссылаются именно новгородцы.
Мы упомянули о наемном варяжском гарнизоне в Новгороде. Начало этого гарнизона можно отнести к концу IX или к началу X в. По словам нашей летописи, Олег уставил, чтобы Новгород давал дань варягам по 300 гривен в год мира деля\ что действительно они и получали до смерти Ярослава. Это известие, конечно, не легенда и принадлежит к отделу наиболее достоверных источников летописного свода. Его можно понимать только в том смысле, что новогородцы платили по 300 гривен на содержание у себя варяжского гарнизона. Тем не менее выражения «дань даяти» и «мира деля» могли быть перетолкованы в смысле какой-то зависимости от варягов и повлияли на составление басни о когда-то платимой варягам дани, об их изгнании, потом об их призвании и пр. К этому недоразумению могли примешаться воспоминания о действительных нападениях варягов на новогородские пределы и о действительных посылках к варягам для найма войска19.
Если мы обратимся ко всем уцелевшим памятникам русской словесности дотатарского периода, то нас поразит следующее явление. Нигде в этих памятниках нет почти никакого намека на призвание варяжских князей. А между тем поводы к тому были нередки. Возьмем хоть столь известное «Слово о полку Игореве». Оно не раз вспоминает о старых временах и о старых русских князьях, даже о веках Траяна; но о варяжских князьях нет и помину. Некоторые обстоятельства автору «Слова» известны были лучше, чем летописцам; у него есть имена князей, каких нет и в летописях. Вообще отношения руси к югу у него рисуются яснее и обстоятельнее, чем у летописцев. Так, Тмутаракань является у последних только мимоходом и исчезает в тумане; конечно, вследствие того, что летописный свод составлен тогда, когда связи с югом были уже почти порваны. Но «Слово о полку Игореве», хотя относится к концу XII в., однако в нем живо еще представление о Тмутаракани как о части Русской земли, но отрезанной от нее половецкою ордою. И не только о Тмутаракани, поэт говорит и о готских девах, которые на берегу Синего моря поют песни, звеня русским золотом. Тут, конечно, идет речь о готском или южном береге Крыма; о чем нет и помину в наших летописях. Самый поход Игоря и Всеволода, как видно из «Слова», был предпринят с целью «поискати града Тьмутороканя». Возьмем еще, для примера, сочинение митрополита Иллариона «Похвала кагану нашему Владимиру». Здесь представлялся удобный случай упомянуть о предках этого князя, и действительно, Илларион называет его сыном Святослава и внуком «старого» Игоря; говорит, что их победы и храбрость вспоминаются доныне; но далее Игоря он нейдет. «Слово Даниила Заточника» и «Сказание о Борисе и Глебе» также приводят имена Святослава и Игоря. Замечательно