ТриАда. Юрий Леон
Света, носителем которого по космической логике является мужчина, женщина порождает и отторгает нечистую кровь и сгустки неосвящённой материи.
Десс
Чем выше в жизненной прослойке находится мир (минералы, растения, животные, человек и выше) – тем он более «кристаллизуется» по единому «образу и подобию», тем меньше различий и мировых форм. Искра творения единообразна и четырехстихийна для всего живого, ограничена и рассыпана по различиям лишь форматом разумения, выбором сапрофитного или паразитирующего образа жизни и разнообразными формами проявления эмоций.
Пирамида творений, видов, классов, подвидов приходит к своей вершине в четырех-много-треугольных «структурах». По Платону – в типовых кристаллических решетках и связях: воды, огня, земли и воздуха. Из космического эфира, вод возрождения, электры света и цвета, обретает контуры феноменолизация форм материи планеты. И частота её диверсификации, проявлений её собственных колебаний и космических вибраций высшего, за последние времена существенно изменилась и выросла. Высший вид планетарной эволюции, творчества, в природе растения ли, минерала, животного или человека – это эталонный кристалл стандарта, алмаз сертификата качества, золота идентификации и специализации различных форм жизни.
«Тайная комната»
Вкрадчивый шёпот мелодично пропел знакомое имя. Он его не помнил, запутавшись в лабиринтах и подвалах подсознания, но словно очнулся.
Скудное освещение единственной свечи пульсировало в канделябре на настенном выступе каменной ниши эркера, в котором, на постаменте верещагинского «апофеоза войны», картинно и по-хозяйски гордо утвердился белый скелет с отточенной секирой под тяжёлой накидкой и в латах из грубой черной кожи. Бархатные, лилово-сизые блики дрожащего света то поднимались вверх, то опадали вниз, образуя причудливые полосы, ленты, вращающиеся круги и пятна тени. В потёмках выделялись накрест сложенные кости с иероглифом девиза «Memento mori». Множество полированных пластин серебра отражали и тысячекратно повторяли, мультиплицировали слабый свет одинокой свечи, что позволяло, хотя бы навскидку, оценить общий антураж и разглядеть убранство помещения.
Все здесь дышало древностью и неизвестностью происхождения: курительницы, стеклянные шары, свитки, золотые макеты зиккуратов и пирамид. Вокруг по столам и столешницам были расставлены колбы и реторты, наполненные разноцветной жидкостью, и пустые, почерневшие от времени склянки.
На покрытых кое-где паутиной и сухой плесенью каменных стеновых блоках и толстых дубовых полках, висели и лежали линейки, угольники, циркули, секстанты. У высокого стрельчатого окна, забранного причудливой готической решеткой, на треноге стоял астрограф, направленный пушечным жерлом познания и галактического покорения в густой фиолет незнакомого звездного неба. Две колонны красная и синяя уходили в высоту сводчатого потолка. В далёком его центре переливалось и сияло, неведомой