ТриАда. Юрий Леон
когда-то величественные купола древнего, великого города междуречья. Где в чадящем свете нефтяных факелов среди золота и серебра языческой вакханалии на штукатурке дворца был начертан приговор царственному отступнику – «мене, текел, фарес». Слова, написанные на стене во время пира, вавилонскому царю. Так была подведена черта под планом его человеческой жизни. Таинственной рукой была определена Минья – подсчитана степень «числа» жизни или её свойства, роковые место и роль; взвешена Ткила или «мера» – карма человеческих намерений, преобладающие эмоции любви или ненависти; навечно разделена Приса – разложен «вес» поступков по чашам Фемиды и зачитано «досье судьбы» – озвучена социальная значимость добрых дел и статуса порождённого зла и накоплений подлости.
Во дворце праздника нечестивой жизни был объявлен небесный приговор качеству свершений, физике поступков и цене умыслам человека.
В ту же ночь приговор был приведён в исполнение. Баал-да-Зар был убит, а его владения отданы другому властителю.
Несложными способами темуры и нотарикона, т.е. «лёгким движением руки» «мене, текел, фарес» превращается сперва в метефа(б), затем в Баф(е)мет тамплиеров. Что равно по смыслу прочтения и значению – «разделена суть твоя и отдана судьям, ты взвешен и найден пустым (никчёмным), и времени твоему положен конец». Не об этом ли говорит каждому это имя идола, вершителя человеческих судеб у храмовников?
«»
Странник растворился во вращающейся амальгаме звёздных зеркал и отражений гибаона. Мир ожил, принимая облики и формы. В карусельном калейдоскопе полированных стен рождался то один, то другой необычный образ. И, вглядываясь, в каждом виденье он видел что-то родственное, даже родное. Себя самого он находил в зеркале синих кристаллов, проявляясь в потустороннем пространстве мерцающим туманом, странствующим по вселенной. В перламутровых переливах нежных колокольчиков второго – присутствовало нечто от таинственных отражений звёздной Ниоты, богини Фреи и «розовопёрстой Эос» в жарком ожерелье мерцающих миров. В третьем, уловимо изменчивом, нескромно потряхивая свалявшимися кудлями меха отражалось смешное животное. Оно нетерпеливо поскрипывало копытцами, словно пружинами раздолбанной кровати, или шарнирами проржавевшего флюгера, гордо выставляя на обозрение кривую «welcome» под крашеным хвостом.
Несколько поодаль, у десятой грани гибаона, стояла Десс – красивая женщина в длинном синем голубом плаще. Она тонко касалась руки переливающейся перламутровыми оттенками Ниоты-Ситораи, и тогда одежда её меняла цвет на золотой, и держала на верёвочном поводке козу Фагафинаретану, – то томное животное со свалянной шёрсткой под вечно задранным подолом. Тогда её плащ окрашивался в хмельной цвет возбуждающего напитка. Остро сверкнув улыбкой, женщина жестом пригласила их к выходу и Странник синим облаком выплыл в чёрное зеркало вод. За ним, в тот же чёрный проём, из утробы гроба излился перламутровый плащ Ситораи, и, как из шляпы