Измена. 100 дней боли. Анастасия Леманн
надо всё сказать что я ничего не помню кроме того что я беременна. Ни кто я, ни где я, ни откуда.
Он внезапно встает, так резко ко мне подходит и рывком словно я ничего не весила, поднимает меня и прижимает к стене. Такой ужас окутывает меня полностью. Страх, дикий страх накрывает меня с головой. Между нами практически не остаётся места. Я чувствую его запах, дорогого парфюма и коньяка. Всё это смешивается. Голова начинает кружиться, а руки бешено дрожать.
Он поднимает руку в своей чёрной устрашающей перчатке и проводит ладонью мне по лицу. Странный жесть. Кажется что сам дьявол смотрит на меня. От этого такое страшное ощущение. Сглатываю.
– Я тебя никуда не отпущу! – хрипло произносит он. – Запомни, девочка!
Резко отходит от меня, а мне кажется у меня сейчас подкосятся ноги. Господи кто это? Кто это такой?
Глава 12
Весь день я просидела в комнате не понимая что произошло. Подойдя к зеркалу, задрала платье. Животик чуть-чуть выпирал. Какой у меня месяц? Вроде же было пять недель. Пять недель. Откуда я это узнала? А ещё я помню свою красивую тетрадь в кожаном переплёте.
Куда она делась и была ли она вообще?
Дверь осторожно скрипнула. Я резко обернулась и замерла. На пороге замер маленький мальчик лет пяти. Большие голубые глаза прозрачные и водянистые смотрели на меня.
Я вздрогнула, никогда и ни у кого не видела таких глаз и такого особенного лица. Дорогая одежда, красивая рубашка и фирменные штанишки не могли скрыть одного, он болен.
Сердце тут же защемило.
Малыш осторожно протиснулся в комнату неся что то в маленьких ручках и подойдя к кровати протянул мне белый листик. Я взяла листик и замерла. В глазах застыли слёзы. Красота то какая. Он талантлив это невозможно не заметить, с белого листа на меня в профиль, как я просидела несколько часов на кровати сидела… Я.
Длинные белые волосы, льняное платье и он даже выдал ногу, как я её вытянув вперед, сидела и смотрела в одну точку.
– Господи! – ахнула я. – Ты талантлив! Кто тебя так рисовать научил!
Он пожал плечами и улыбнулся, от этой улыбки детской непосредственной и в то же время взрослой которая заставляла щемить сердце, слёзы наворачивались на глаза.
Присел рядом и протянул пухлую ладошку. Я коснулась её. Ни мягкая, как у малышей, а немного шершавая и взрослая. Будто ладонь взрослого человека.
– Тима! – смешно промычал он.
Я улыбнулась.
– Тебя зовут Тима?
Малыш кивнул.
– Рада ты хорошая! – по слогам протянул он. – Та Рада была плохая!
Сердце бешено застучало. Какая та Рада? Нас две Рады?
– Тима, вот ты где! Ты зачем Раду трогаешь? Она в положении, ей нервничать нельзя, а у тебя занятия по хрестоматии! Петр Валерьевич уже ждет тебя в учительской! А ну марш на занятия!
Тима весь сжался в комочек, а в мою спальню бесцеремонно вошла та худая доска с орлиным неприятным взглядом и носом. Мне стало жалко малыша.
– Пойдём я отведу тебя!
– Нет, Рада останьтесь! – холодно произнесла она. – Вы в положении!