Медленный фокстрот. Александра Морозова
сказала я, вставая. – Доедай, одевайся и спускайся вниз. Я пока машину прогрею.
– Машину? – удивился Даня. – У тебя есть машина?
– Ну, она больше напоминает корыто с мотором. Хотя иногда ездит, да.
Одна бровь Дани взлетела вверх.
– И ты не боишься?
После той аварии я жутко боялась садиться в какую бы то ни было машину. На любое пассажирское место. Но с моей ногой невозможно было отказаться от транспорта.
– Когда я поняла, что не могу сидеть рядом с водителем, мама предложила мне самой отучиться в автошколе. Сначала, конечно, пришлось с психологом поработать. Но потом ничего – даже экзамен всего с третьего раза сдала.
– Обалдеть, – улыбнулся Даня. – Ты… просто герой!
– Да ладно тебе. Почти у всех людей есть права, тоже мне достижение.
– А как ты ездишь с…
Он оборвал себя, не закончив вопрос.
– С моей ногой? – продолжила я за него. – Ой, поверь, это лучше, чем в автобусе, когда я в любой момент могу грохнуться на какую-нибудь бабулю. Да и мой «мышонок» на автомате. Для педалей хватает и правой ноги.
– Ясно. – Даня уткнулся в тарелку.
– Жду тебя на улице.
Пока я одевалась, слышала, как Даня на кухне моет тарелки.
– Дверь не забудь закрыть, – крикнула я. – Ключ на тумбочке!
– Хорошо!
Машину за ночь сильно засыпало снегом. Я завела мотор, достала из багажника щетку и стала потихоньку ее обметать.
– Давай я?
Даня стоял передо мной в расстегнутой куртке, надетой наскоро, и, как всегда, без шапки.
– Неужели тебе не холодно? – спросила я и протянула ему щетку.
– Морозно, – ответил он, застегиваясь.
Забрал щетку и принялся быстрыми взмахами расчищать лобовое стекло и крышу.
– На это можно смотреть вечно, – сказала я, а Даня засмеялся. – Серьезно! Знаешь, как я завидовала женщинам, у которых есть мужчины, которые после сильного снегопада выходят откапывать их машины? Это же чудо какое-то – не прыгать самой по холоду вокруг нее и не выковыривать дворники изо льда.
– Пользуйся, пока есть возможность. А потом попробуй выдрессировать шахматиста. Будет от него хоть какая-то польза.
Я толкнула Даню в спину, он засмеялся еще громче и обернулся.
– Не нарывайся! Я как раскопал, так и закопать могу. Причем и машину, и тебя.
Мне захотелось сказать ему что-то едкое, но я не смогла. Только стояла и смотрела на Даню – моего Даню, которого я знала сколько себя помнила. Тот же смех, та же улыбка, которая почти никогда не сходила с его лица, что бы ни случилось. Такой же дурашливый мальчишка, пусть уже совсем большой и даже чей-то там жених.
– Наверное, Аня полюбила тебя за твой смех, – само собой вырвалось у меня. И, заметив, как удивленно вытянулось его лицо, тут же добавила: – Потому что характер у тебя несносный.
Даня снова засмеялся – все тем же смехом, по которому сходили с ума все мои знакомые девчонки, – и продолжил чистить машину.
– Бедный шахматист, – услышала я. – Натерпится он от тебя.
Когда Даня вернул