Каменные сны. Алексей Винокуров

      ПУШКИН (понизив голос). Я тебе, Никита, сейчас страшное скажу. Но ты – никому…

      НИКИТА. Могила, ваша милость!

      ПУШКИН (оглянувшись по сторонам). Я этого не писал!

      НИКИТА. Чего?

      ПУШКИН. Вот этого, про десницу.

      НИКИТА. Как – не писали? Своими глазами помню. Вот же, поглядите. (Берет рукопись «Каменного гостя», перелистывает). «Вот она… о, тяжело пожатье каменной его десницы! Оставь меня, пусти – пусти мне руку… Я гибну – кончено – о Дона Анна!» Очень душевно написано, барин, прямо до печенок пробирает. Вот, дескать, так со всеми будет, кто на сторону гуляет от законной жены…

      ПУШКИН (отнимает рукопись, с досадой). Говорю тебе: не писал. У меня был совсем другой конец. Я потому так и не издал «Каменного гостя», до сих пор лежит тут в рукописи.

      НИКИТА. Откуда же оно взялось – то, чего не писали?

      ПУШКИН. Я пьесу когда закончил, отдал рукопись переписчику – перебелить. Он на следующий день приносит – а там совсем новый конец.

      НИКИТА. Ишь ты!

      ПУШКИН. И ведь я отлично помню, что не мое. Стали разбираться – что да как. Он божится, что все в точности перебелил. Говорил, правда, что конец как бы другой рукой был написан.

      НИКИТА. Ну, велика беда. Вы бы взяли, да и прописали по старому.

      ПУШКИН. Не могу. Веришь, не помню, что у меня там раньше было. Как отрезало.

      НИКИТА. А по черновику?

      ПУШКИН. Пропал черновик.

      НИКИТА. То ись как?

      ПУШКИН. Исчез, растворился. Как корова языком слизнула. Переписчик думает, что он на пол упал, а девка вместе с ненужными бумажками сгребла его, да и в печь.

      НИКИТА. Ну, так девку за мяса!

      ПУШКИН. Он и взял. Только она все равно почему-то не признается. (Пауза). Вот так и вышло, что черновика нет, а что раньше было, вспомнить не могу.

      НИКИТА. Дела…