Нежный лед. Вера Мелехова
получится диссидентка – революционерка советского застоя.
Лариса не любила принципиальных. Когда-то она тоже была и юной дурой-пионеркой, и хорошей девочкой-комсомолкой. С годами, с несчастливым замужеством, но главное, с появлением в ее жизни Клаудио фальшивая идеологическая ерунда стряхнулась с ее вывернутой наизнанку души. Ее изувеченная совесть разогнулась и оказалась стройной, ясной и чистой. Лариса, простая женщина, хочет простого счастья и достойна его! Нинины упреки, немые или озвученные, казались теперь брюзжаньем настоятельницы расформированного монастыря.
Изыди, Нина! С твоим тяжелым взглядом, с твоим стопроцентно советским «так надо»! Изыди, несчастное создание, из жизни женщины по имени Лариса – любимой, любящей и везучей! Те времена, когда Лариса подчинялась твоему тяжелому обаянию, прошли безвозвратно…
Но вот надо же! Вместо того чтобы стоять сейчас с гордо поднятой головой на тренерском мостике, следя из ближнего ряда, как выступает (на чемпионате мира среди взрослых!) ее восемнадцатилетний питомец, вместо того чтобы беспрестанно ощущать на своем лице «поцелуи» телевизионных камер и слышать, как дикторы на разных языках хоть и вскользь, но уважительно называют ее имя, она, тренер Лариса Рабин, должна оставаться тут с этой несчастливой по определению дурой, у которой даже сердечный приступ не вовремя!
Музыка остановилась после первых нескольких секунд звучания… Что там произошло?! О господи, как же Ларисе отсюда вырваться? Скорее бы эта сволочная «скорая» подоспела… Канада… называется. Пока ждешь – помрешь. В дверь стучатся. О счастье!
– Yes! Come in!
В комнату вошел Николай Лысенков.
Глава 39
«Вероятно, произошла какая-то накладка. О, все понятно… Музыка началась до того, как канадский фигурист занял свою исходную позицию в центре арены. Сейчас он начнет программу сначала. Майклу Чайке восемнадцать лет, он питомец тренера Ларисы Рабин, его также тренирует хореограф Клаудио Кавадис. Музыка, вероятно, зазвучит снова через пару секунд. Чайка выступает под музыку композитора Арама Хачатюриана».
«Это комментатор CBC, – сообразила Нина. – По внутреннему радио ледового дворца, видимо, транслируют репортаж… Когда своих объявлений нет».
Если б Нина могла удивляться, она бы очень удивилась тому факту, что в ее теле, залитом до краев тяжелой расплавленной болью, где-то еще могут размещаться мысли. Но мысли были. Был слух, раз она слышит музыку и голос радиокомментатора. Даже зрение имеется, но странное. Глаза ее полузакрыты, она видит происходящее так, будто подглядывает в узкую щелочку. Несколько раз к ней наклонилось лицо Ларисы, а потом появилась голова седого жлоба Лысенкова. Потом, много позже, темнокожее женское лицо, молодое и милое. Голосов Нина больше не слышала, совсем. Голоса размазались, растворились в музыке. Наверное, если б захотела, она могла бы сфокусироваться на голосах. Но она не хотела. Музыка лучше.
Глава 40
…Адажио