Воспоминания кавказского офицера. Федор Федорович Торнау
на чрезвычайно большом пространстве, закутанных в башлыки и не узнававших друг друга, сделать покушение против владетеля, а при случае и против меня, как он сам меня предостерегал, и потом, бросив лошадей, скрыться в лесу, где их никто бы не отыскал в подобную погоду. Долго следовал я за Михаилом, впереди которого ехал на светлой лошади его любимый слуга, хорошо говоривший по-русски и по-грузински, без которого он никуда не выезжал. Ветер обратился между тем в настоящий ураган; крупный дождь бил в глаза и ослеплял нас совершенно. В темноте была видна одна белая пена, мелькавшая под ногами лошадей; брызги воды обдавали меня с ног до головы; я потерял из виду владетеля. Шакрилова уже давно не было возле меня, и мне пришлось ехать между совершенно незнакомыми людьми, обгонявшими меня беспрестанно, не обращая на меня никакого внимания. В одном отношении это было для меня, может быть, и хорошо, но, с другой стороны, ставило меня в самое затруднительное положение: не зная языка, я ни с кем не мог объясниться и не понял бы, чего от меня хотят, если бы кто-нибудь ко мне подъехал. На половине пути между Сухумом и Бамборами дорога огибала мыс, усеянный огромными обломками скал. Здесь море захватило совершенно дорогу; волнение дробилось о камни с громовым шумом; лошадь не хотела идти вперед, подымалась на дыбы и бросалась в сторону; я решительно не знал, что делать, но, всматриваясь в темноту, скоро заметил, что я один бьюсь открыть себе проезд между скалами. Абхазцы исчезали один за другим в лесу, возвышавшемся вправо от дороги подобно высокой черной стене. Я поворотил мою лошадь в ту же сторону, но этого было недостаточно для того, чтобы поправить мое положение. После первых шагов в лесу я заметил, что не выпутаюсь из чащи в подобную ночь. Тут было еще темнее, чем на морском берегу, вой ветра оглушительнее; деревья трещали и скрипели под напором бури; изредка мелькали возле меня, подобно черным теням, конные абхазцы, ехавшие по разным направлениям, каждый из них, зная местность, более или менее предвидел, куда он должен был приехать, а я даже не мог об этом спросить. В эту минуту я решился остановить лошадь и звать наудачу Шакрилова, не имея, впрочем, большой надежды его дозваться. Однако моя попытка не пропала даром: я вздрогнул, почувствовав неожиданно на моем плече чужую руку, и мое первое движение было схватить пистолет, но голос подъехавшего ко мне абхазца успокоил меня, я узнал в нем Кацу Маргани. Знаками он звал меня ехать за собою. Долго мы пробирались по лесу, то под гору, то на гору, местами он вел свою лошадь на поводу, наконец выехали на открытую площадку, посреди которой темнелся балаган, освещенный изнутри редкими вспышками огня. Возле шалаша стояли две лошади. “Хорошо! – сказал Маргани по-абхазски, увидав лошадей. – Владетель здесь”. Столько я мог понять, хотя и не знал языка. Привязав своих лошадей, мы вошли в шалаш и увидали в нем владетеля с одним человеком, которые, нагнувшись над кучею сырого хвороста, усиливались развести огонь. Они нас не заметили, будучи заняты своим делом; да