Морская инквизиция: Мир колонизаторов и магии. Алексей Птица
что они не шевелятся. Главный из этой разряженной кодлы проорал.
– Шевелитесь твари, последняя, кто выйдет из церкви, попадёт для развлечения десятка самых любвеобильных из нас, а последний из детей, ляжет навеки возле ограды в назидание остальным! И я не шучу. Живо, – выплёвывая изо рта слова напополам с площадной бранью, заорал он.
Испугавшиеся женщины, кинулись кто куда, собирая разбросанные тут и там платья, узелки с жалким скарбом, одевая детей и забирая их с собой. Я тоже, впрочем, испугался, но не знаю, что на меня нашло, и я не сильно торопился выбегать из церкви, спасая свою пока ещё толстую шкуру, видимо это было из-за духа противоречия.
Первые женщины уже побежали на выход, отталкивая друг друга и мешая себе же своими узелками. С трудом поднявшись и встав на жутко болевшие ноги, я стал искать ботинки или что-нибудь похожее на них. Не знаю, может быть, чувство стыда, испытанное мною вчера от слов дуэньи, повлияло на меня, а может проснувшееся чувство личного достоинства, но я долго искал себе обувь, не обращая внимание на остальных, спешащих на выход.
Так ничего и не найдя, я обул, брошенные кем-то из женщин деревянные сандалии, которые были мне несколько велики. Но зато мои обожжённые ступни, чувствовали в них более-менее комфортно. В итоге к выходу я добрался в числе последних.
Рядом с выходом стояла, высоко подняв подбородок, дуэнья Анна и терпеливо ждала, когда церковь покинут последние из плачущих женщин. Судя по её виду, дальнейшая её судьба не страшила её, а может она была готова принять её, или не верила, что пираты осмелятся её изнасиловать.
Неожиданно в моей голове промелькнула мысль, что целители умеют останавливать своё сердце и если свершится обещанное, то эта гордая женщина, воистину сумевшая вызвать уважение даже у меня, не склонного уважать кого-либо, сделает это, и пиратам достанется только её труп.
Глядя на неё, я поневоле замедлил шаг. Может быть, и мне не стоит держаться за эту жизнь! Ради чего я здесь, этот мир мне чужой, а умерев на глазах у всех, да ещё защищая других, а также веру того подростка, в чём теле я оказался, чем не достойное завершение моей в принципе до этого никчёмной жизни.
Одна из последних выбегавших из церкви женщин с залитым слезами лицом, обернулась на меня. Она была матерью двух дочерей, одна из которых сидела у неё на руках, онемев в ужасе, а другая, споткнувшись, упала на пороге и теперь ревела чуть позади меня.
Я поднял глаза и встретил взгляд совершенно обезумевшей матери. Отчаянье, боль, мука, и безумная надежда горели в нём. Не в силах выдержать отчаянье матери, собиравшейся потерять своего ребёнка, я отступил назад и, подавшись минутному порыву слабости, подхватил на руки сопливую девчонку лет пяти, быстро протянул её матери, передав её через выход, а сам остался в церкви.
Внутри остались мы одни, все давно были наружи. Сбившись в кучу, они стояли в стороне от пиратов, которые с любопытством высших над низшими смотрели на нас. Неожиданно меня коснулась рука старой доньи, и я вздрогнул от неожиданности, погружённый в невесёлые