Эхо войны. Возвращение. СВО. Сергей Мачинский
двигателя, архив, и вот мы здесь, в сердце леса, у небольшого углубления в мягкой земле. У меня в папке – фотографии двух двадцатилетних парней, которые лежат где-то здесь. Для поисковика это редкость – знать, кого ты пришел искать, видеть их лица до того, как нашел тела. Обычно – процесс обратный: сначала находится человек, потом при возможности устанавливается его личность, разыскиваются родственники, и у них может быть его фотография. Но здесь нам повезло, и я ехал сюда на броне вездехода, а перед моими глазами стояли лица этих двух парней – русского и украинца. Я ехал и думал: мог ли предположить украинец Витя Платонов, падая со свинцово-черного неба в черный Демянский лес, до конца отдав долг и жизнь свою за свободу и независимость страны, что по какой-то бредово-пьяной мысли банды недоумков его родной Днепропетровск станет Днепром… Что на Украине запретят все советское, что украинцы будут убивать украинцев, что по Киеву будут маршировать нацисты, а русский народ станет самым страшным врагом. Конечно, он такого и представить не мог. Много чего они не могли себе представить…
Начинаем работать… Очистили площадку от валежника, оттащили фрагменты самолета и двигателя и начинаем задирать дерн. Скатываешь его, как ковер, а под ним – куски дюраля, мелкие фрагменты перкалевой обшивки, детали двигателя. Самолет упал в феврале 1942-го – в самом начале Демянской операции. Снежный покров в ту зиму достигал полутора метров, упал самолет на занятой тогда нашими войсками территории, но в связи с труднодоступностью этого места его не нашли, да и некогда было искать. А мы нашли и вот перебираем землю подо мхом, мелкие железки, клочки какого-то снаряжения. Стреляные гильзы, пустые диски пулемета ДА… Значит, вели бой, значит, скорее всего, были сбиты ночным истребителем. Сигнальный пистолет – ракетница, и сердце замирает – ведь это уже личная вещь… Остатки привязной системы безопасности, парашютные пряжки, перчатка пилота… А вот и останки летчиков. Перемешанные в кашу вместе с гильзами, кусками кожаного реглана, перемолотые страшной силой взрыва кости молодых парней… А у меня перед глазами – их фотографии… Суровые глаза, полные решимости и смысла взгляды… У теперешних двадцатилетних редко встретишь такие глаза, полные понимания и смысла своей жизни, своего существования. Я смотрю на то, что осталось от них, и думаю, что те, кто говорят о разделении русского и украинского народов, должны встать у этой ямы и разделить мне здесь останки русского и украинского парней, погибших здесь семьдесят четыре года назад. Невозможно разделить даже их святые кости, чтобы развезти по разным странам, да и не позволим мы этого! Их, двадцатилетних, шагнувших в бессмертие, нельзя разделить!
…Мы продолжаем очищать площадку. Вот фрагменты штурманской линейки, части планшета пилота, пряжка ремня привязной системы – она закрыта, летчик даже не пытался покинуть самолет! А пряжек, парашютных пряжек, только один комплект! Постепенно рисуется картина гибели экипажа. Скорее всего, самолет был атакован