Запрещаю тебе… меня любить!. Айлин Брайт
неловкая…
– Ничего, малая, у всех бывают неудачные дни. Беги скорей на свои занятия, а то препод заругает. Увидимся ещё! – ответил ей, провожая взглядом напряженную спину.
– На детей переключился? – хохотнул Вован, стоило Дюймовочке сбежать из-за стола.
– Мелкая пигалица второй раз за сегодня попадает мне под руку, – лениво ответил другу. – Утром чуть на пол её не опрокинул и сейчас… Врезалась в меня и обед свой испортила. Пришлось отдать свой.
– Робин Гуд хренов! – рассмеялся друг. – Вечно тебя тянет на подвиги, то старушек через дорогу переводишь, то бомжей пристраиваешь, теперь вот новая фишка – детям свою еду жертвуешь!
Улыбнулся, оставляя дружеский бубнеж без комментариев. Тем более, что Вовка был абсолютно прав, меня тянуло помогать людям, которым не так повезло в жизни, как мне. Дело в том, что в четырнадцать лет я прошел через серьезные испытания. Меня похитили и держали взаперти полгода. Мои родители – богатые и влиятельные люди, почти шесть месяцев похитители тянули из отца деньги и бизнес, мама находилась в совершенно невменяемом состоянии, была на грани помешательства. Со мной неплохо обращались, сносно кормили, рукоприкладства не позволяли, несколько раз выводили на улицу по ночам, всё остальное время я сидел под замком в комнате, где не было ни одного окна. Зато в моем распоряжении была огромная библиотека и я мог хоть чем-то себя занять.
По договору с похитителями отец переоформил бизнес на постороннего человека, перевел бандитам несколько миллионов, в надежде на моё освобождение. За полгода мне ни разу не дали поговорить по телефону с родителями, подтверждением тому, что я жив и здоров, служили видеоролики, которые снимали бандиты. Моих похитителей подвела непомерная жадность. Крупные сделки, осуществляемые отцом по переоформлению бизнеса и переводу денег, заинтересовали федеральные службы. Началась слежка. Из полугодового заключения меня вызволили бойцы спецподразделения, которые накрыли бандитский притон, где держали меня.
После моего освобождения, отец принял решение уехать из страны. Почти год мы с родителями жили в Швейцарии, где я и мать проходили лечение. На этом настоял отец. Через год я уже и не помнил о произошедшем, чего нельзя сказать о моих родителях. До восемнадцати у меня был личный охранник, который ходил за мной по пятам. Мама звонила раз по пятнадцать на дню, отец – не меньше пяти. И до сей поры стоит мне не ответить на телефонный звонок мамы, как она начинает истерить. Последствия трагедии, которая прошлась по нашей семье.
Отец благополучно вернул бизнес и часть денег, он безжалостно уничтожил своего конкурента, затеявшего ту грязную игру, но воспоминания никуда не делись. Меня похитили в день моего рождения и каждый год моя семья заново проживает те страшные дни. По возвращении я изменился, теперь я не могу равнодушно проходить мимо чужой беды. Пожилая полуслепая женщина, переходящая дорогу на светофоре, грязный бомж, выбравший местом своего обитания автобусную остановку возле продуктового магазина, маленький ребенок, идущий по улице без взрослых… Надо – не надо, я стараюсь помочь. Вовчик даже наградил меня прозвищем