Звёздная пыль. Александр Сергеевич Селютин
и они, без всякого предупреждения, заиграли «Perdido»5, надо сказать, в очень неудобной для меня тональности – фа-диез мажоре. Очкарик играл на своей виолончели, используя её как контрабас, сидя на стуле и обняв её за талию худыми, острыми коленками. Я несколько раз безуспешно пытался включиться в игру и только в конце смог врубиться в эту замысловатую гармонию. Ресторанные «шаровики» (так я прозвал музыкантов, с которыми работал) с самого начала нашей игры ушли со сцены, оставив меня и троих новеньких.
Мы сыграли ещё несколько вещей, репертуар предлагали они, я просто пытался к ним подстроиться. После они играли совсем незнакомые мне вещи, которых я не слышал вообще, я пытался что-то им подыграть, правда, не всегда удачно, но, судя по их настроению, моя игра им понравилась. Что же касается их, то они, по всей видимости, играли вместе уже давно, настолько эти музыканты были сыграны; они прекрасно чувствовали и понимали друг друга, начинали играть, не договариваясь ни о тональности, ни о темпе, ни, даже, о том, что собирались исполнять.
Играли без барабанщика, но гитарист ритмическим чёсом прекрасно его заменял. Манера его игры была чем-то схожа с игрой Фапи Лафертина – известного бельгийского джазового гитариста 70-80-х годов. Дополнением сходства с Лафертином была и его внешность – такой же жгучий брюнет с седеющими висками и такими же залысинами на лбу.
Второй участник джазового трио с виолончелью вместо контробаса показался мне очень знакомым, возможно наши пути где-то пересекались, но я не мог вспомнить где, как не рылся в уголках своей памяти. Признаться, владел инструментом он виртуозно, используя его как бас пикколо, часто вворачивал немыслимые имровизационые соло, а то и просто исполнял на нём темы как на обычном солирующем инструменте.
В процессе игры я сразу не заметил, что в зале присутсвует Жора со своей компанией, увидел его только тогда, когда на сцене появился Яйцеголовый, на этот раз в малиновом пиджаке и неизменной золотой цепью на шее. От имени Жоры он поблагодарил новоиспечённый джазквартет и пригласил всех нас к себе за столик. По такому случаю официанту пришлось соеденить два стола вместе и быстро накрыть его в стиле «аля-фуршет». Жора очень лестно высказался о нашем дебюте и пообещал, как он выразился, «посильную материальную поддержку в пользу возрождения джаза». Не менее лестны были и его высказывания в отношении инициативы «ежепятничных» выступлений нашего джазквартета, которые он пообещал урегулировать с хозяином ресторана. Мне же он подтвердил своё желание заняться с ним на саксофоне, как только ему привезут инструмент.
После разговора с Жорой я проводил музыкантов до раздевалки. Прощаясь, очкарик протянул мне худую, холодную руку с длинными костлявыми пальцами и произнёс:
– Олег.
Гитарист оказался более разговорчивым:
– Знаете, я получил колоссальное удовольствие, играя с вами. Надеюсь, наши творческие изыскания будут продолжаться, – он протянул мне руку, – Григорий. Григорий Вассерман. Очень рад нашему знакомству.
С Наиной мы попрощались так,
Джазовый стандарт, Хуана Тизола, мастера игры на вентильном тромбоне в оркестре Дюка Эллингтона, автора знаменитого «Каравана».