Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934. Александр Рупасов
в переговорах о Московском протоколе, с середины апреля взяло курс на провоцирование напряженности в отношениях с Польше[522]. Еще до заседания, 14 мая Стомоняков провел опросом членов Коллегии постановление о вызове в Москву полпреда Антонова-Овсеенко, который, скорее всего, являлся сторонником подобных мер, хотя до истечения срока договора о ненападении оставалось еще около полутора лет. При вызове полпреду было предложено взять с собой все материалы и «мобилизовать всю аргументацию для защиты необходимости пойти навстречу литовским предложениям». Б.С. Стомоняков высказывал опасение, что отклонение литовских предложений может подтолкнуть Вольдемараса на уступки Польше[523].
Заключенный в 1926 г. советско-литовский договор о ненападении не содержал в себе статей, определяющих процедуру решения конфликтных вопросов двусторонних отношений; литовская сторона неоднократно указывала на необходимость заключения особой согласительной конвенции, в которой эта процедура была бы определена. Срок договора о ненападении истекал в 1931 г. В случае пролонгации договора на пять лет, срок его действия закончился бы в 1936 г. Этим обусловливался 7-летний срок, на который было бы необходимо заключить согласительную конвенцию.
Джентльменское соглашение, достигнутое между советским и литовским правительствами в 1926 г., предусматривало обмен информацией по международным проблемам, представляющим интерес для обеих сторон. Основой для этой устной договоренности явилось предложение о координации политики в отношении Польши, сделанное президентом Литвы А. Стулгинскисом и главой литовского МИД М. Рейнюсом во время визита в Каунас Г.В. Чичерина 23 декабря 1925 г.[524]. С конца 1927 г. джентльменское соглашение фактически не выполнялось.
Можно предположить, что инициатива НКИД и быстрое одобрение ее Политбюро в значительной степени явились реакцией на неудавшееся покушение на А. Вольдемараса в начале мая. В Москве считали (и не безосновательно) вполне вероятным, что за его устранением с политической сцены может последовать смягчение польско-литовских противоречий, и Каунас пойдет на значительные уступки в виленском вопросе, снимая тем самым одно из главных препятствий на пути создания большого балтийского блока под эгидой Польши. Такое развитие ситуации в Москве казалось тем более опасным, что, как признавали Литвинов и Стомоняков, СССР не располагал практическими возможностями воздействовать на внутриполитическую ситуацию в Литве. Данное решение Политбюро, так же как и предпринимавшиеся попытки улучшения латвийско-литовских отношений, должны были, по мнению руководства НКИД, упрочить международные позиции Литвы, а, следовательно, и положение премьера Вольдемараса.
Присутствие на заседании Политбюро торгпреда в Каунасе Галанина позволяет предположить, что первоначально рассматривался более широкий круг мероприятий, направленных на улучшение отношений с Литвой. Возможно, обдумывалась возможность увеличения закупок в Литве сельскохозяйственной продукции.
30 мая 1929 г.
6. –
См. решение «Об Апанасевиче» от от 11.4.1929.
Письмо Б.С. Стомонякова В.А. Антонову-Овсеенко, 15.5.1929. – АВП РФ. Ф. 0151. Оп. 17. П. 35. Д. 3. Л. 63–64.
A.Eidintas, V. Źalys, A. Senn. Lithuania in European politics. The years of the First Republic 1918–1940. N.Y., 1998. P.108–109.