Право на месть. Ирина Омельченко
Рубашка с длинными рукавами небрежно расстегнута. В ухе серьга, приметная такая, с красным камнем.
А рядом с ним… понятно почему «Принц». И понятно, почему девочка потеряла голову: чересчур смазливый для парня. Под глазами круги. Лицо заостренное, осунувшееся. Печать скорби.
Я почувствовал как напряглись мышцы. Если мои догадки верны и парень как-то связан с гибелью Рут… Только не сейчас. Не здесь. Не так. Не рядом со слаженной двойкой наемников и толпой мелких сошек.
Казалось секунды превратились в песок и медленно-медленно стекают вниз в исполинских часах. Шаг. Еще один. Я беру локоть девушки в захват, отмечая про себя, что к пистолету в сумочке она не потянулась. Еще шаг – в сторону такси. Уже почти открытое бегство. И только ее глаза. Огромные, стеклянные. Застывший взгляд вверх, словно увидела ангела.
До капсулы дотащил на себе фактически. Молчала, не двигалась как застыла и даже дышала через раз. «Принц», – беззвучно шептали губы, когда я присмотрелся. Кажется, встреча с парнем повергла подопечную в глубокий шок. Надо срочно увезти ее отсюда.
007 Глава шестая
Ван Хэвен
Чтобы отвлечь и вытащить из ступора, стоило пересечь границу V-территории, привел девчонку на блошиный рынок. Остались еще редкие островки мусора в гладко вылизанном Сити. На молодежь, которая родилась в эпоху утилизаторов, производит неизгладимое впечатление.
Столы, покрытые липкими клеенками и засаленными скатертями, на которых свалены в разнобой открытки, старые газеты, ржавые значки, кружки, с отколотыми ручками, фарфоровые собачки без хвостов, залузганные брошки и прочий хлам, гордо именуемый антиквариатом.
Действительно помогло. Девчонка, раскрыв рот, смотрела на праздник мусора и то и дело переводила удивленный взгляд на меня, как бы спрашивая: «А почему это здесь?». Как будто я знаю, что творилось в головах людей, когда они собирали старую рухлядь и бережно складывали на продажу.
На Окраине группами нападают на даже мимо проезжающий, не то, что припаркованный транспорт, и за минуты разбирают до винтика, сливая в утилизатор подчистую. Знаю, что особо хитрые стачивают серийники, выпаивают чипы. А некоторые группировки даже повадились пачкать все подряд экскрементами, лишь бы получить доплату за органику, за что получили прозвище… эм… не суть. А тут, понимаешь, антиквариат. За деньги. С ума сойти.
Впрочем, цели своей я добился. А когда Рут вцепилась в рубашку и потащила к витрине, украшенной музыкальными инструментами и вовсе впору было ликовать: «Горячо!». Витрина обычная, тут других не бывает, не тот район. Вывеска покосилась. По углам пыль. Лампы, вон, горят через одну. На стекле тонкая царапина, расходящаяся в стороны ветвистыми лучами молнии.
Но гитара хороша, конечно. Сверкает глянцевыми боками обтекаемого корпуса. Не берусь судить, я не специалист, но вроде целиковый массив кедра. Тонкий гриф с накладкой из черного дерева – эбони, металлические струны, резкий изгиб обечайки. Рут прилипла к стеклу, уставившись на инструмент как на вершину создания рук человеческих.