Беседы об искусстве (сборник). Огюст Роден
делал наброски японской актрисы Ханако[68]. В ней не было ни капли жира. Мышцы на ее теле выступают отчетливо, как у породистых щенков фокстерьеров; развитые сухожилия, суставы по толщине такие же, как сами члены. Она настолько сильна, что может стоять как угодно долго на одной ноге, вытянув другую вперед под прямым углом. Казалось, она врастает в пол, как дерево. Ее анатомическое сложение было совсем иным, чем у европейцев, но между тем она при своей уникальной силе была очень хороша.
Немного погодя он, возвращаясь к своей излюбленной мысли, сказал:
– В общем, красота есть повсюду. Не то чтобы ее недоставало глазу, скорее это глазу недостает умения уловить ее.
Красота – это характер и выражение.
А наиболее характерное в Природе – это человеческое тело. Его сила или грация пробуждают самые различные образы. Временами оно похоже на цветок: изгиб торса подобен стеблю, улыбка, груди, лица, блеск волос – раскрывшемуся цветочному венчику. Временами тело подобно гибкой лиане или кусту с тонкими упругими ветвями. «Только завидев тебя, я вспомнил, – говорил Одиссей Навзикае, – в Делосе – там, где алтарь Аполлона воздвигнут, – юную стройно-высокую пальму однажды заметил»[69].
В другом случае тело человека, выгнувшегося назад, подобно пружине, прекрасному натянутому луку, с которого Эрос пускает свои невидимые стрелы.
Еще тело может уподобиться декоративной вазе. Нередко я усаживал натурщицу на землю и просил ее повернуться ко мне спиной, вытянув ноги и руки вперед. В этой позиции, когда виден только силуэт спины, утончающийся к талии и расширяющийся к бедрам, тело вызывает в воображении образ вазы с изысканным изгибом, амфоры, которая содержит внутри будущую жизнь.
Человеческое тело – это кроме всего зеркало души, и в этом источник его величайшей красоты.
О женское тело, прекрасная глина, о чудо,
В тебя проникает великое таинство Духа,
Тебя, вещество липкой грязи, и тины, и ила,
Сумел замесить он, незримый, искусный Создатель.
Оттуда душа сквозь покров яркий свет проливает.
В той глине мы видим ваятеля дивного пальцы,
Божественна грязь, что влечет поцелуи и сердце,
Святая она, и любовь торжествует победу,
Манит она душу к таинственной прелести ложа.
И сам ты не знаешь, себя вопрошая в волненье,
Не мысль ли то сладостное наслажденье
И можно ли, если горит естество,
Объять Красоту, не объяв Божество!
Да, Виктор Гюго[70] отлично понимал это. То, что в человеческом теле притягивает нас больше, чем столь прекрасная форма, – это внутреннее пламя, которое, кажется, просвечивает сквозь сосуд.
Глава VII
Душа некогда и теперь
Несколько дней назад я отправился в Лувр вместе с Роденом, который шел туда посмотреть бюсты Гудона. Мы приблизились к «Вольтеру»[71].
– Какое чудо! – воскликнул мэтр. – Это олицетворение насмешки.
Взгляд
Впоследствии она несколько раз позировала ему. В частности, он запечатлел ее лицо в серии из 53 этюдов. Бронзовую маску Ханако Роден делал в 1907 и 1912 гг., а также создал множество этюдов, запечатлевших ее в движении (гипс и терракота).
Гомер. «Одиссея». Песня шестая.