Имперский раб. Валерий Сосновцев
да ты не егози, не егози. Со мной можно запросто, мы же земляки.
«Холуй, – подумал Ефрем, – с тобой только и остается, что по-простому!» За короткое время Ефрем усвоил про пленников, что иного борьба за жизнь может толкнуть и на гнусность. Благополучный облик незнакомца и его нескрываемое чувство безнаказанности насторожили Ефрема.
– Да я вроде не прибыл. Меня доставили, – сказал он. Парень громко засмеялся. Ефрем продолжал: – Служивый я из Оренбурга… Попал вот, как кур в ощип.
– Ну, это пока не ощип, – похлопывая ногайкой по раскрытой ладони, подхватил незнакомец. – Ощип, братец, в рудниках серебряных или на поле хлопковом. Там так ощипают, хуже, чем в пекле! Больше года никто не выдерживает! А здесь, можно сказать, рай! Опять же для тех, кто с умом, конечно.
Парень внимательно посмотрел на Ефрема.
– Оно, конечно, так. Ежели с умом-то, тогда да-а, – согласился Ефрем. – Только поди же угадай, что тут за ум-то почитают?
– А это, братец, не мудрено. Ты говоришь, служивым был?.. И я служил… Барину служил, как отцу родному, можно сказать!..
Парень запнулся, словно искал, чего говорить дальше. Вдруг заговорил возмущенно:
– Мы кому присягали служить, а? Государыне и Отечеству? А ответь-ка мне тогда, братец Ефремка, что же она, стерва немецкая, – он снова запнулся и покосился на Ефрема, – не спасла меня, верного солдата своего, когда мой барин – командир батальонный, меня, слугу Отечества, киргизам продал, чтобы долг карточный покрыть?.. Это как, а?
– Ну, императрица и не могла знать про то… – робко возразил было Ефрем, но только распалил незнакомца.
– А другие офицеры и начальники что же?.. Брось, это потому, что я им всем, господам-то нашим, только и надобен, как скот. В отместку этим же киргизам я помог ограбить полковую казну да вместе с ними и бежал. К тому же они вовсе и не киргизы были, а бухарские караванщики. Мы тогда под Астраханью были, ну, оттуда прямиком сюда. Они хорошо поживились тогда. Меня за это наградили. Я теперь здеся вроде главного конюшего… А ты, брат Ефремка, спрашиваешь, что за ум почитается. Ты им услужи, и они тебя не оставят.
«А ведь я вроде не говорил тебе, землячок, как меня звать-величать. – Подумал Ефрем, – и про Отечество, барина, государыню ты понес ни с того ни с сего? Не значит ли это, что подсыл ты?»
– Ты вот что, когда тебя спросят, – продолжал новый знакомец, – сказывай все как есть и что знаешь и что особливо важное ведаешь.
– Спасибо за совет, не знаю только, как звать-величать тебя, добрый человек, – поклонился Ефрем.
– Романом зови меня, а для них я, – он кивнул на остальных слуг, – дабаша, по-нашему значит капрал. – Эй, вы, – крикнул он на ломаном бухарском двум своим подручным, стоявшим без дела у ворот конюшни, – отведите его назад в камору, не запирайте, но приглядывайте, – по-русски добавил, – я ужо сыщу тебя, свидимся. Иди с ними.
«Дурачина,