Измена. (Не) твои дети. Мария Мендес
ещё надо от меня?! Мне вот вообще не до него сейчас… Бубня под нос, как сильно его ненавижу, поплелась в кабинет мужа неторопливо, придерживаясь за всё возможное по пути.
Когда открыла дверь, испугалась – мой врач, тот самый, который мне поставил диагноз, видимо, за деньги, стоял на коленях перед моим мужем. А когда увидел меня, кинулся в ноги и, завывая, начал просить прощения.
Он признался во всём: и как ему Яна предложила большие деньги и обещала защиту, и как купился и нарисовал нужную справку…
Я отошла, не желая, чтобы он прикасался к моим ногам. А после Глеб дал знак охране, чтобы его вывели.
Нас оставили наедине. Я, не моргая, прожигала его взглядом, гордо подняв голову.
– Ну что, Воронцов, ты получил свою правду. Не знаю, как ты будешь жить дальше с этим знанием, меня это больше не касается. Выполни своё обещание, отпусти меня…
Он медленно начал наступать, а я отступала, пока стена не остановила меня. Глеб навис надо мной и протяжно втянул запах моих волос.
– Я не смогу без тебя…
– Ты сам во всём виноват…
Он отстранился и молча ушёл, не дав мне окончательного ответа. Я осталась стоять с разрывающими чувствами внутри, а после медленно осела на пол и дала волю слезам.
– Что мне делать с этой болью?! Что?
Глава 7.
Глеб
Ушла. Смогла уйти…
Думал, что не сможет. Не уйдёт, переболеет и останется. Но моя девочка оказалась сильнее, чем я думал.
Думал удержать, надавить и ограничить в средствах, лишь бы осталась, но сдержался. Не хотел ещё ниже опускаться в её глазах и в этом вопросе.
Она оставила обручальное кольцо на туалетном столике, рядом со шкатулкой, где лежали все её драгоценности. Ничего не забрала, даже одежду. Ушла от меня, как только я дал согласие отпустить.
Я был разбит и практически уничтожен. Всё похерил из-за одной профурсетки, которая почему-то вздумала, что я выберу её.
– Глеб, хватит заливать себя беленькой. Ты уже третьи сутки беспрерывно пьёшь. Мама волнуется за тебя. Если не думаешь о себе, хотя бы её не заставляй нервничать, – брат забирает у меня новую порцию и выливает в раковину.
Он уже устал заезжать ко мне утром и вечером, чтобы проверить. Не одобряет то, что делаю, и осуждает за сделанное, но прямо не может мне об этом сказать, ведь он должен мне всем, что у него есть. И от этого становится паршиво. Деньги меняют всех, а большие деньги лишают самых дорогих. Вот и брат не может постучать мне кулаком по столу и сказать всё, что думает. Деньги – это преграда.
– Олег, уходи. Матери скажешь, что всё со мной в порядке.
– Не уйду! Не в этот раз.
– Что?
– То, что слышал! Завязывай уже! На тебя смотреть тошно! – стоит на своём Олег.
Я удивлённо смотрю на брата. Он впервые позволил себе со мной так дерзко разговаривать, но я даже этому рад. Это говорит только о том, что ему не всё равно, и деньги не всё решают.
– Не поверишь, но мне самому тошно. Да так, что даже смотреть на себя не могу.
Протираю