Круть. Виктор Пелевин
нас редактируют. Мы всегда именно такие, какими корпорация хочет нас видеть.
Раскрылась дверь, и вошла пожилая ассистентка с подносом. На нем стояли хрустальный графин с коньяком, два огромных стакана и пепельница с раскуренными сигарами. В воздухе запахло социалистической революцией: именно о ней, по словам Ломаса, напоминал ему дым черного табака.
– С возвращением, Маркус!
Ломас поднял стакан, и мы чокнулись. После пары глотков мое настроение улучшилось. На самом деле все было прекрасно. Второй таер – это второй таер. Лучше только третий, но его корпоративным следователям не дают. Его берут сами разные биржевые брокеры, лидеры угнетенных масс, баночные бьюти-блогеры и другие вожди человечества.
– Это правда насчет второго таера? – спросил я.
– Да, – ответил Ломас. – Но есть немного мелкого шрифта. Чтобы получить дополнительные двести лет в банке, вы должны отработать в нашей корпорации до конца первого таера. Еще семнадцать лет, если не ошибаюсь.
– Ожидаемо, – сказал я.
– Вы обещали богам и заступникам сделать все, что они пожелают, – улыбнулся Ломас. – Корпорация услышала мольбу и спасла вас из вечной тьмы. Будьте же верны слову, как положено мужчине и воину. Тем более императору.
– Вы говорили, что нейросеть прокачала сквозь меня весь этот скрипт в медицинских целях.
– Одно не мешает другому.
– Знаете, адмирал, – сказал я, – Эйнштейн в качестве примеров бесконечности приводил милосердие божие и человеческую глупость. Жаль, что он не был знаком с вашим цинизмом.
Ломас улыбнулся еще шире.
– Мы не просим много. Просто потрудитесь еще. Начальство вами довольно.
– Начальство – это вы?
– А вам хочется видеть во главе отдела кого-то другого?
– Как вы могли такое подумать?
– Мог, Маркус. Этим другим через пару десятков лет можете стать вы сами. А я буду с грустью глядеть на вас вниз с потолка. Как только что вы в сенатской курии.
– Значит, – сказал я, – семнадцать лет работы, а потом второй таер. Спасибо прекрасному Гольденштерну за нашу счастливую старость… Вернее, вечную молодость.
Улыбка Ломаса стала кислой – он показывал, что заметил шутку, но не оценил ее. Про Гольденштерна не шутят. Вернее, шутят, но в ответ не смеются. Тонкости корпоративной этики.
– Скажите, в Риме было неплохо? Я пожал плечами.
– Кое-что стыдно вспоминать.
– Вы ничего не помните про события и эксцессы во время Элевсинского таинства?
Я отрицательно покачал головой.
– Жрецы объяснили, что после разговора с богами такое бывает.
– Вот и хорошо. Но Рим после возвращения из Элевсина вы должны помнить.
– Да, помню, – ответил я. – В основном разные бытовые подробности. Всякие свинства и зверства, связанные с императорским досугом. Гигиеничнее было бы забыть.
– Ну, не скромничайте. Вы даже писали по-латыни на восковых табличках. Кое-что вам удалось. Особенно опыт под