Безмолвный Крик. Саша Хеллмейстер
последние три месяца. Полагаю, даже убойная его доза, которую она с невозмутимым лицом приняла после приземления в Бангоре, не спасёт нас от её праведного гнева.
– Возьми лёгкие коробки и помоги носить, – скомандовала она, будто не слышала Хэлен.
Мы переглянулись. Хэлен было четырнадцать. Самый бунтарский возраст. Она всё ещё думала, что мама в относительном порядке и, если немного потерпеть, можно дождаться от неё нормального диалога. Когда тебе четырнадцать, ты вообще склонна верить всяким глупостям. Я потрепала Хэлен по пшеничной макушке и сказала:
– Зато ты можешь выбрать себе лучшую комнату.
– Правда? – Она немного оживилась.
– Конечно. Если будешь первой.
Ведь их тут всего три, и мама уже знает, кто где будет жить. Чёртова иллюзия свободы, но Хэлен помчалась разгружать поклажу. Я – за ней.
Дом встретил знакомыми старыми стенами. Я помнила их, потому что жила здесь, когда мне было шесть. Старые откосы. Старые деревянные колонны на широкой дощатой террасе. Старые доски на полу. Это дом папиной мамы, моей бабушки. Натали Клайд, моя мама, её терпеть не могла, и после смерти ба долгое время здесь хозяйничали только пауки и мокрицы, а теперь – мы.
В отличие от Хэлен, я знала, что в этом доме нет лучших комнат – они все одинаковые, но мне однозначно достанется самая тёмная – та, с видом на длинную улицу, уходящую на западную окраину города.
Я вернулась в Скарборо двадцать девятого августа, когда на ветках высоких клёнов и узловатых вязов, окруживших мой дом и протянувшихся стройными рядами через всю улицу, уже начали желтеть листья. Здесь вообще осень и зима приходили слишком рано.
Когда мы таскали коробки с вещами и ставили их друг на друга в прихожей и гостиной, задул холодный ветер, какой бывает только сырой ранней осенью. Я была в одной футболке и джинсовых шортах. Очень опрометчиво для штата Мэн. По плечам пробежали мурашки, затылок пощекотали растрепавшиеся в узле волосы. Я успела забыть, какой он – здешний ветер. Злой, колючий и очень, очень сердитый.
Мы носили вещи, пока руки не начало ломить. Я со стоном взяла ещё одну коробку из грузовика. Тогда какой-то высокий рабочий в перчатках, толстовке и бейсболке отложил метлу с металлическими прутьями, которой смахивал листья с лужайки, положил секатор к себе в поясную сумку и сказал:
– Идите в дом, я отнесу!
И забрал у меня коробку, взвалив её на ещё одну.
– Спасибо, – кивнула я ему и по ступенькам поднялась в дом.
Затем, не оборачиваясь и стараясь не вслушиваться ни во что (мама в кухне уже вовсю командовала, куда поставить коробку с надписью «Бьющееся!»), поднялась на второй этаж. Надеюсь, моя старая комната выглядит не так убого, как я её помню.
Меня зовут Лесли Клайд, и двадцать восьмого августа, вчера в полдень, мне исполнилось восемнадцать. Мы совсем не отмечали мой день рождения, потому что – первое, были заняты переездом из Чикаго в Скарборо. Второе – четыре месяца назад умер мой отец, Роберт Клайд, и все мы оказались в одной могиле с ним. Хотя его уже отпели в церкви, а мы были всё ещё живы.
Все