Мост сквозь зеркало. Алексей А. Шепелёв
няка не станете, поэтому и учите литературу, математику и прочую шушеру с пятого на десятое. Вообще не учите. Русский требуется хоть для общения. Английский?.. Англичанином я тоже не стал… Физика – она с трактором тесно связана, её надо понимать и применять. На практике. А трактор – вещь в хозяйстве незаменимая, не роскошь, а средство производства, его нужно уметь собрать-разобрать с закрытыми глазами, или, как говорится, в полевых условиях. Чему я вас и учу. Вы же запустили это дело. Как будто механизация – последний предмет, мол, мы другие можем зазубрить, когда прижмут, а до этого руки не доходят. А я вам говорю: литератором я не стал и стихи не пишу – касаюсь с ними только когда провозглашаю: «Давай-ка выпьем, где же кружка?» – так говаривал часто Василий Петрович на уроках единственного предмета, который он преподавал, именовавшегося всеми «трактором» (сей курс профобучения есть только в последних классах сельских школ, причём специально для будущих механизаторов мужского пола).
Василию Петровичу, которого все заглазно звали просто Василием, а выпускники и отдельные ученики – приглазно, но без всякого бахвальства, было лет двадцать восемь, но по виду намного больше. Я никогда не интересовался сельхозтехникой, но на его уроки ходил с удовольствием: мне было интересно его слушать, он умел рассказывать просто о сложных, сухих вещах, снабжая рассказы жизненными подробностями, различными курьёзами и какими-то добрыми шутками; объяснив параграф, он спрашивал, понятно ли – если нет, то разъяснял всё снова, прерывался, задавал вопросы по мелочи или про частный опыт, опять всё разъяснял… Другим учителям такая самодеятельная методика не очень нравилась, но куда больше им не нравилось, что Василий пил. Пристрастие это в принципе никак не сказывалось на его работе (он был ещё и завхозом школы), кроме того единственного случая, когда он развалил на тракторе школьный сарай, правда, иной раз он не являлся на занятия или, поехав в город на школьной машине, приезжал без прав и ещё лучше – чаще всего он пил с учениками, потому что пил много и обычно ночью, когда работал наш клуб.
Как раз когда я учился в десятом, Василий перестал пить, держался -только по большим делам и праздникам. Но через год, в конце ноября, запил снова. Говорили, что, возвращаясь из города, он попал в аварию, скорее всего, врезался: его старенький ГАЗ-52, который он звал «полуторкой», пришлось выбросить, но сам Василий, по счастью, только сломал ключицу – вернувшись из больницы через месяц, он и запил по-прежнему.
Был понедельник, и клуб не работал. Вся «братва» собралась у памятника солдату-земляку, находившемуся за клубом и отделённому от домов непролазной полосой из корявых клёнов, – тут мы, ученики, пили, даже если клуб был открыт. На каменной платформе примостились ребята в кругу, в центре сидел Фестиваль и разносил самым старшим. Я подошёл, оздоровался1 с каждым за руку, выложил три яблока, вскоре мне налили самогона, я выпил и сидел молча вне кучки, так как пить более не хотел, смотря в абсолютно чёрное пространство вокруг – было тихо и морозно. Ещё я всё смотрел на Фестиваля: он пил уже три дня, тоже только вернувшись из больницы, и два раза я слышал забавный рассказ-притчу о двух братьях в его личном исполнении, но я тогда был сильно пьян и не помню её содержания и сути (по-моему, я даже читал её раньше), но помню реакцию «толпы» – молчали и чуть ли не плакали. Нет, от них я этого не ожидал! Однако же Фестиваль был как будто весел сегодня, подсел ко мне, спросив закурить (раньше он не курил), потом спросил, как дела. Мы сидели молча, курили – иногда бывали такие вот моменты – я и он: меня считали самым умным из братвы, а Фестиваль в свои двадцать лет был так крут, что его боялся каждый в селе и во всех окрестных сёлах и деревнях – гора мускулов, сама жестокость и наглость, но вместе с тем он был «нормальным парнем», иногда даже приятным в общении и даже чем-то странным. Таким образом, нас сближало это противопоставление, больше общего меж нами не было, если не считать того, что оба мы родились в один день – 23 февраля, – но с разницей в два года, и ещё мне нравилась его сестра, из-за чего я часто попадал ему под руку или под ноги. Месяца четыре назад он подрался со своим братом (что у них было делом обычным), и брат серьёзно порезал его ножом; отбыв в реанимации и в больнице, он опять умудрился попасть под нож в драке, едва залечил рану и вот недавно – опять… Все эти четыре месяца он пил (даже в больнице, в хирургии!), лез во все драки, пару раз его забирали, потом вроде остепенился, но спорт и проч. бросил, стал курить. Я всё молчал, он предложил выпить. Я взялся за холодный стакан – закуска уже кончилась, и никто не рвался к нему – никаких оригинальных тостов я цитировать не собирался…
Тут подошёл ещё один человек с забинтованным плечом, все засмеялись, а я даже стушевался – учитель ведь, сегодня днём только был его первый урок после лечения. Василий всех оздоровал левой рукой, поздоровался и со мной, сказав ещё: «И ты здесь, Алексей». Выпив полстакана, он начал было рассказывать про больницу, но запнувшись на первой детали – что-то о койках с сетками, – сразу сбился на свою службу в армии: мол, был у них какой-то смотр, начальство велело срочно прибрать территорию – подмести листья с асфальта и покрасить забор, а была
оздоровать (ся) – (диалектн.) по очереди, обойдя всех по кругу, поздороваться с каждым за руку; далее также используются диалектизмы: