Мост сквозь зеркало. Алексей А. Шепелёв
визуально определёнными полуторацентнеровыми габаритами. «Я те выпью! Токо попробуй! Нам ещё девяносто километров ехать, а время – ночь! А ты, сопливый, – обратилась она к развевающемуся на ветру постовому, – не отвлекай, не то жаловаться будим!». Неустойчивый постовой неучтиво проигнорировал это замечание с угрозой, дед же, серьёзно кивнув на соблазнителя, сразу проявил мужскую солидарность и не стал задерживать производство.
Занюхав приготовленными правами, пенсионер, не обращая внимания на возгласы спутницы жизни, доложил, что едет на аменины и везёт три литра самогона. Почтенная его супруга засим с трудом вылезла из салона (машина стала выше сантиметров на десять), что-то запричитала, упоминая «как был алкаш, так и остался» и пошла по проезжей части по направлению кто её знает куда. Степанов вяло пытался её возвратить, посылая, по всей видимости, воздушные поцелуи, но дед сказал: чёрт с ней идёт, потом догоню, а то машине тяжело.
Дед бросил машину на дороге, взял только банку и гармонь. Веселье пошло новым ходом при участии бывшего слесаря первого разряда Ивана Пименовича, который оказался незаурядным гармонистом, выпивохой, как говорят бабы, плясуном и даже бабником – то и дело твердил, старая, что надо бы пригласить весёленькую, молоденькую, хорошенькую, стройненькую, худенькую, но статненькую, длинноноженькую… и далее с подробностями…
Сотрудники не стали расстраивать нервы, без того потрёпанные на работе, и пригрозили, как могли, что сейчас съездят за бабкой. Оскорблённый пенсионер умолк, а потом они с майором ещё дёрнули и, обнявшись, сидя на полу в углу, как коты, забасили вдруг «Вни-и-и-из по маа-тууу-шш-ке…", причем под «матушкой», судя по жестам и мимике, дед имел в виду свой идеал женской красоты и материнства, а майор – «Волгу», но не водянистую, как в песне и на карте, а которую ему на днях должны дать. Майор, к сожалению, так и задремал на месте происшествия.
Пивший меньше всех рядовой, которого все весьма пренебрежительно обзывали «Коля!» с особым ударением на «о», «поехал в город» – залез в майорову «восьмёрку» и застыл там за рулём, вернее, на руле, а опосля и под ним. Тогда старшина Степанов в поисках новых кадров опять выполоз на дорогу. Как назло никто не ехал. Неподъёмные ноги неосторожно ломали, разбивали лёд в лужах, осколки, белые на свету фонаря, зеркальные, звенели по чёрному, окаменевшему пространству, сделанному из замёрзшей грязи. Он вдруг остановился и замер, согнулся, рассматривая чего-то под ногами, я подумал, что он тоже увидел чертей в земле. Я сидел в постовой будке, привалившись к боковому маленькому окну, и смотрел на дорогу (вообще я всё отсюда и наблюдал); вскоре я до того увлёкся, вернее, забылся, что выдавил лбом стекло, оно глухо раскололось и я, высунув голову, увидел затхлые тучи наверху, очень высоко, небольшие снежинки на луне и услышал какое-то странное позвякивание – как будто эхо звона расколотого