Стихотворение Игоря Северянина «В парке плакала девочка…». Путеводитель. Константин Анатольевич Богданов
в прижизненной и посмертной известности Северянина есть совсем немного стихотворных исключений, которые никогда не становились объектом хулы, но, напротив, служили доказательством несомненного таланта их автора, образцом «настоящей поэзии», если понимать под нею риторическую и метрическую виртуозность, благозвучие и эмоциональную выразительность. Одно из таких стихотворений – «В парке плакала девочка», написанное в 1910 году и в следующем году опубликованное в малотиражной 24-страничной брошюре поэта «Электрические стихи»49, – стало известным широкому читателю в составе первого большого собрания стихотворений Игоря Северянина «Громокипящий кубок» (1913), выдержавшего только за первые два года семь изданий (в 1918 году их будет уже десять)50.
В парке плакала девочка: «посмотри-ка ты, папочка,
У хорошенькой ласточки переломлена лапочка, —
Я возьму птицу бедную и в платочек укутаю…»
И отец призадумался, потрясенный минутою,
И простил все грядущие и капризы и шалости
Милой маленькой дочери, зарыдавшей от жалости51.
Издание брошюры 1911 года, впрочем, также не прошло незамеченным. «Электрические стихи» были тридцатой по счету брошюрой поэта (из 35 изданных к 1913 году) – и самой представительной по числу включенных в нее стихотворений. Из подзаголовка к названию здесь же сообщалось, что это «четвертая тетрадь третьего тома стихов», то есть только часть куда более представительного собрания поэтических произведений (на последней странице обложки был помещен анонс планируемого трехтомника). Авторская самореклама проявлялась и в указании на дату самого издания: «Предвешняя зима» (напоминавшая, впрочем, о столь же календарно-поэтической датировке лирических книг Константина Бальмонта: «В безбрежности. 1895. Зима», «Будем как Солнце. 1902. Весна»). Типографской новинкой было и то, что имя автора, а точнее очевидный псевдоним, было напечатано в виде воспроизведения личной росписи – идеограммы, связывающей дефисом сравнительно распространенное имя с озадачивающим топонимом. Издание вышло с посвящением «Тринадцатой», туманно подсказывавшим читателю порядковые номера в «донжуанском списке» поэта52.
Обложка сборника Игоря Северянина «Электрические стихи» (1911); Вторая страница обложки сборника «Электрические стихи» (1911) с посвящением «Тринадцатой»
Первая публикация стихотворения «В парке плакала девочка…» в сборнике «Электрические стихи» (1911)
Стихотворение «В парке плакала девочка…» – пятнадцатое из тридцати трех включенных Северянином в брошюру. Содержательно и стилистически оно контрастирует с окружающими его произведениями. Остается гадать, насколько этот эффект был принципиален для самого поэта, поместившего незамысловатый рассказ о плачущей девочке между манерным «этюдом» «В предгрозье» о свидании тет-а-тет княжны с «улыбкою грёзэрки», графа и влюбленного в княжну
49
50
Сборник увидел свет 4 марта 1913 года (тиражом 1200 экз.) и был переиздан уже 26 августа того же года (тиражом 1500 экз.). Издания с 1‑го по 7‑е вышли в издательстве «Гриф», с 8‑го по 10‑е – в издательстве В. В. Пашуканиса. Издание 1913 года выделяется типографическим изяществом и отличается от последующих переизданий в «Грифе». Оно напечатано на более плотной бумаге, больше по размеру и по количеству страниц (25 × 19 см, 141 с., 2–8‑е изд. – типографически стереотипны: 21,5 × 15,5 см, 126 с.), а главное: каждое стихотворение в нем начинается с новой страницы, в последующих изданиях стихотворения следуют в подбор (вероятной причиной этому была экономия бумаги). Цена всех изданий «Грифа» одинакова – 1 рубль. Для Серебряного века русской поэзии число переизданий и суммарный тираж «Громокипящего кубка» явились абсолютным рекордом. В Литературном музее в Тарту хранится записка Игоря-Северянина «История книги» (фонд 216) с подсчетом тиража в 34 348 экземпляров (
51
52
Включенная в сборник «новелла» «Тринадцатая» представляла этот список в терминах коммунального расселения: «У меня дворец двенадцатиэтажный, / У меня принцесса в каждом этаже». Тринадцатый этаж – этаж вымышленный, заставляющей грезить о встрече с «вечно-безымянной, странно так желанной, / Той, кого не знаю и узнать не рад» (