В тишину отправленные. Александр Николаевич Лекомцев
ополчение,
Анатолий (ставит кружку на стол): – На полном серьёзе, что ли?
Ирина Трофимовна: – А чего шутить? Я не только стрелять умею, но, вполне, санитаркой могу быть.
Пыхайло: – А я служил не так и давно в танковых войсках. Водитель танка. Да и стрелком-наводчиком бывать приходилось.
Анатолий (встаёт из-за стола, пожимает им руки): – Я очень рад! Я всячески такой поступок одобряю. Вы ведь оба – не старики. В самый раз для гражданской войны.
Пыхайло: – Какие же мы старики с Ириной? Нам ещё до старости, Толик, ещё шагать и шагать.
Ирина Трофимовна: – Я бы обиделась, если бы ты, Анатолий, назвал меня бабкой. Ещё рано мне стареть.
Анатолий: – Да, что вы, Ирина Трофимовна! Я же не тупой. Молодых и красивых сразу замечаю.
Пыхайло (не без ревности): – Можно подумать, я свою Ирку кому-нибудь отдам.
Ирина Трофимовна: – Да брось ты, Игнат, дурью заниматься! Нашёл время ревновать, Кому я нужна?
Анатолий (возвращается к недавней теме разговора): – А я вот тоже не так давно срочную отслужил, теперь вот здесь воюю. Уже по-настоящему. Пехота. Я – мотострелок. Как был сержантом, так и здесь остался. Командую отделением разведки. Но вот сюда пока к вам прислали. И правильно сделали. Убивать-то я научился. Но… не просто убивать, а мстить за невинно и жестоко погубленных. Всё законно и справедливо.
Пыхайло: – А что тут неясного? Все и всё понимают. Кроме высокопоставленных ослов из ряда очень и очень зарубежных стран. Да и местные воры и жулики под их дудочку пляшут.
Ирина Трофимовна: – Жестокая, гнусная и дикая действительность! Люди из столицы и западных и прочих городов страны, которую я считала и считаю своей родиной, пришли нас уничтожить. Им внушили, что они – волки, а мы – овцы.
Анатолий: – Разбойники и бандиты заслуживают смерти. И когда вот всё это закончится нашей победой, нельзя будет забыть их преступления и простить, За что прощать тех, кто убивал беззащитных. Очень часто своих родных, близких, друзей. Да пусть даже и не друзей, а просто людей! Какая разница!
Слышаться стоны и скрипы половиц и тут же смолкают.
Пыхайло: – Она, всё-таки, живая. Временами стонет.
Ирина Трофимовна: – Говорят, что нет в природе ничего мёртвого. Даже те, что умерли, всё равно, живы.
Анатолий: – Не понял. О ком это вы говорите?
Пыхайло: – О нашей израненной избе. Она то стонет, то молчит.
Ирина Трофимовна: – А ты разве, Анатолий, не слышишь эти стоны и даже всхлипы?
Анатолий: – Почему? Я слышал. Но я думал, что так ветер гудит. Теперь понимаю, что на вой ветра такие звуки не похожи. Но изба, конечно, не может быть живой. Не верю я новоиспечённым учёным. Сплошная фантастика и бред… с их стороны.
Пыхайло: – Кто его знает? Не все ведь среди них дураки. Попадаются и мыслящие. Что-то, всё одно, вокруг есть, что непонятно человеку.
Ирина Трофимовна: – Человеку? Не понятное? Да человек совершенно ничего не понимает. А за последнее