Для кого закон не писан. Хроника четвертая. Валентин Никора
сивуху, и будет горланить день и ночь: де они – цвет рыцарства.
Может быть, кому-то и смешно, а ему, Нилрему, в случае нашествия этих самых пернцев, еще придется трястись, как наседке над цыплятами, над так называемыми Хранителями Мудрости, которые на деле умеют беречь лишь ту трудовую мозоль, что перевешивается через ремень, да и то – со скрипом и скрежетом зубовным.
Вот если бы эта дурацкая книга свалилась на голову нормальному человеку, он бы употребил её с пользой для себя и окружающих: селедочку бы завернул, с пергаментными листами по большой нужде сходил… Да мало ли как можно использовать такое сокровище?
Вон, бархат с серебром оторвать и в ломбард снести – опять же, деньга. Это вам не по помойкам пустые кувшины собирать. Тут сразу – вжик, и – пей, не хочу; ешь, не могу.
А с волшебниками все иначе. Трудный они народ. Нет, не брезгливый, но туповатый немного: во всем они хотят дойти до самой сути. До той, которой и нет вовсе. И все у них сплошные знамения и пророчества. Вот, оттого, что мозги набекрень, так и живут: по уши в приключениях и в войнах.
Со стороны посмотришь: здорово! Сплошной романтизм, единение с природой и постижение абсолюта. А сам с полгодика эдак промучишься, и сразу домой потянет, в тепло семейного очага, в бочку с теплой водой, подкрашенной лепестками роз, да с морскою солью.
В общем, Нилрем очень глубоко задумался. Сам факт, что некий всезнайка специально перевел книгу, леший знает, с какого языка, и переправил её в Соединенное Королевство, мог не встревожить разве что глупца.
Это означало, что пришло время слияния разных культур. А это, как известно, никогда ни к чему хорошему не приводит.
Может быть, в загадочной Радикулии поклоняются Божественной пятке Не-Хоччу-и-Не-Будду. Или, не дай боги, они закоренелые язычники и прыгают через горящие терновники да молятся на всякие непотребные места.
«Нечисть мы победили, а теперь, похоже, уже сами люди из разных миров кинутся делить между собой земли, титулы, власть. Вот и сходил на пенсию, вкусил заслуженного покоя». – плюнул Мерлин, направляясь в избу.
Зашвырнув злополучный томик на кровать, старик одним махом выпил кувшинчик целебного козьего молока, утер бороду и склонился над хрустальным магическим шаром, что лежал на рабочем столе, на массивной подставке, среди бумаг, рассыпанных порошков нитрата натрия, марганцовки, мышьяка и прочих волшебных вещей первой необходимости.
Внутри шара появилось лицо, знакомое до боли. Это был угрин Уркесюк.
– Привет! – хихикнуло видение.
– Какого хрена?! – взревел Нилрем, точно лось во время гона, в том смысле, мол, чего это здесь делает один из самых мерзких, но известных графоманов и колдунов страны?
– А мы тут плюшками балуемся. – радостно сообщил Уркесюк.
Если бы Мерлин не так сильно обиделся, то он заметил бы, как сильно постарел Уркесюк, как запали его безумные глаза,