Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник). Мэри Рено
умолк, и я спросил:
– А как?
– По-разному: по предзнаменованиям, через оракулов и пророчества; или, если бог приближался к царю, по какому-то им обоим ведомому знаку – иногда зримому, иногда слышимому. Так остается и по сю пору, Тесей. Мы знаем, когда приходит наш срок.
Я не стал говорить или плакать, просто припал головой к его колену. Дед увидел, что я понял его.
– Слушай и не забывай, а я тебе открою тайну. Главное не жертвоприношение – случается ли оно в юности, или в зрелом возрасте, или же бог дарует тебе прощение – и не кровопролитие, призывающее на тебя силу. Главное – твое согласие, Тесей. Согласие и готовность. Они смывают с души и сердца все пустое и открывают их богу. Но на всю жизнь не очистишься, приходится повторять омовение, чтобы пыль снова не покрыла тебя с ног до головы. Так обстоит дело и здесь. Двадцать лет я правлю в Трезене, и четыре раза отправлял царь-коня к Посейдону. Когда я кладу свою ладонь на чело коня, дабы он кивнул, это делается не только ради доброго предзнаменования. Я приветствую в нем своего брата перед богом и тем обновляю свою мойру.
Он смолк. Поглядев вверх, я увидел, что дед смотрит через оконце между двумя красными колоннами на темно-синий контур моря. Мы посидели немного, дед, играя, перебирал мои волосы, как делает муж, успокаивая собаку, чтобы ее домогательства не отвлекли его от дум. Но мне нечего было сказать ему: семя ложится в борозду спящим.
Наконец, вздрогнув, он распрямился и поглядел на меня.
– Ну-ну, дитя, знаки предвещают мне долгое правление. Но иногда они говорят надвое, и лучше уж слишком рано, чем чересчур поздно. Все это еще тяжело для тебя.
Он неловко поднялся из кресла, потянулся, направился к выходу и крикнул. Крик его отголосками прошелся по изогнутой лестнице вниз.
Быстро взбежавший по лестнице Диокл проговорил:
– Я здесь, повелитель.
– Погляди-ка на этого молодца, – проговорил дед. – Вырос уже из всей одежды, а ничего не делает – сидит с дворцовыми псами и чешется. Забери-ка его и научи ездить верхом.
Глава 2
На следующий год я начал служить Посейдону и в течение трех лет проводил в Схерии один месяц из четырех, обитая вместе с Каннадисом и его старой толстой женой в их домике на краю рощи. Когда я возвращался домой, моя мать всегда жаловалась, что меня забаловали сверх всякой меры.
Действительно, дома я грубил и шумел. Но я просто вырывался на волю после тамошнего покоя. Когда служишь в священном месте, даже во сне нельзя забывать о том, что рядом с тобой бог. Ты все время настороже: даже ясным утром, когда поют все птицы, здесь слышен каждый негромкий шепот. Кроме как в празднества, никто не смеет возвышать голос в присутствии Посейдона. Это как свистеть на море – того и гляди накличешь больше, чем рассчитывал.
Я помню множество подобных друг другу дней: полуденное затишье, редкая тень соломенной крыши падает прямо вниз и ни звука – лишь цикады выпевают в горячей траве, шелестят, не зная