Мертвецы не танцуют. Макс Острогин
линией, и большой белый квадрат с устрашающим черным зайцем – чтобы все видели, что попрыгун.
Сам попрыгун никак не выдавал присутствия, такая же сухая трава, рухлядь разная. Вдоль путей тропинка. Все, ничего необычного. Папа только очнулся, замурчал, завозился, шерстью зашевелил. Ну, и труп еще. Метрах в сорока. Воняет, слышно даже.
– Трупяк, – указал Курок. – Влетел кто-то. Не наш.
Ясно, что не наш. У нас совсем уж безграничных дураков нет – в попрыгун сунуться. Может, северный какой…
– Северные тоже не дураки, – услышал мои мысли Курок. – Посторонний дурачок, прыгнул в люк, барашек.
– Он что, знаков не видел? – спросил я. – С той стороны тоже есть.
– Может, ослеп, – предположил Курок. – От дурости.
– Запросто мог ослепнуть. На солнце вспышка раз – он и ослеп. И в попрыгун. Вот и поджарился.
– А какая разница, труп как труп, – Курок пожал плечами. – Ясно, что не наш. Да мало ли тут у нас народу болтается, не сосчитаешь. И что?
– Надо, наверное, достать, – сказал я. – А вдруг что полезное на нем?
– Точняк, – обрадовался Курок. – В прошлом месяце Черепаха в трубе трупак выловил, а у него шагомер! Чтобы шаги мерить. Вдруг у этого тоже шагомер?
Курок достал кошку. Кошка у него отменная оказалась, мне бы такую. Титановая, механическая и еще с таймером. От двух до шестидесяти секунд, очень удобно. Устанавливаешь, кидаешь, а она раскрывается уже в нужном месте.
Курок принялся раскручивать кошку над головой, кошка засвистела, и Курок метнул ее в труп. Кошка в труп не полетела, а полетела в столб, попала в знак с ухмыляющимся скелетом и с грохотом его обвалила, застряла за трупом. Курок дернул, тросик натянулся и зазвенел, Курок пустился дергать, извлекая глухие вибрирующие звуки, совсем как в старинной музыке, а я еще подумал, что слишком много что-то сегодня звуков, все звучит – то дрезина, то этот шнур.
Но кошка села плотно, сколько Курок ни дергал, ничего у него не получилось. Отобрал у него трос, сам стал тянуть. Сначала плохо шло, потом, наоборот, заскользил просто. Вытянул труп за столб. Курок снял автомат.
– После попрыгуна никто не выживает, – усмехнулся я.
– А этот может, выжил. Воняет, как Паша…
Кто такой Паша, я не стал спрашивать.
– Не выжил.
Это сразу видно. Распухшее туловище, поломанные ноги, ботинки… Странные, я таких не видел – будто с когтями железными.
– Надо перевернуть. Карманы спереди, ща блевану…
Курок выразительно плюнул.
Я огляделся, отыскал палку, уперся в трупий бок, навалился. Перевернул.
Курок облизнулся.
– Это же… – Курок ухмыльнулся. – Это… шахтер… Самый настоящий! На когти его погляди! Не, я прыгну в люк, дайте люк…
Когти.
Руки. Пальцы срослись, и ладони заканчивались длинными черными когтями, каждая рука – коготь. Лицо тоже, рыло, забранное резиновой маской с выпуклыми фиолетовыми очками, глаз не видно. Да и не хотел я видеть эти глаза, и это лицо,