Угол покоя. Уоллес Стегнер
была настроена самым восприимчивым образом. Если тройственному союзу суждено было распасться из‑за брака Огасты и Томаса (хотя они клялись, что этого не будет), то Нью-Йорк, по всей вероятности, потерял для Сюзан немалую часть привлекательности, а западное приключение выглядело заманчиво. И если Огаста, вопреки своим заверениям, готова была пожертвовать искусством ради дома и семьи, то ее отступничество, возможно, говорило о том, что замужество, в конечном счете, и правда есть высшее предназначение женщины. И если на Томасе Хадсоне придется поставить крест, то не худшее решение – обратить взор на человека совсем другого сорта, привлекательного на свой лад, но ни в каком отношении не соперника идеалу, который ей не достался.
Но какое противоборство, когда она сказала Огасте! Тут мне приходится пустить в ход воображение, однако в письмах, накопившихся за годы, есть кое‑какие намеки, дающие мне знать о чувствах обеих. Я воображаю себе мастерскую на Пятнадцатой улице, где они четыре года трудились и ночевали вместе, лелея возвышенные мечты о благородном безбрачии в искусстве, и где Сюзан, подняв глаза от своей работы, нередко встречалась ими с темными глазами Огасты, пожирающими и ласкающими ее.
Теперь, однако, никаких ласк. Любовь любовью, но в обеих проснулось что‑то кошачье, когти выпущены. Огаста ушам своим не верит, она в ужасе, порицает ее; Сюзан упрямо стоит на своем, возможно, чуточку торжествует. Видишь? Я не беззащитна, я не окажусь за бортом. Так они сидели, испытывая под саржей и бомбазином переживания более жаркие, чем положено утонченным особам.
– Оливер Уорд? Кто это такой вообще? Я его видела? Да ты шутишь.
– Нет, я вполне серьезно. Ты его не видела. Он был в Калифорнии.
– Тогда где ты‑то с ним познакомилась?
– У Эммы, однажды под Новый год.
– И с тех пор он был в отъезде? Долго?
– Четыре года, почти пять.
– Но ты ему писала.
– Да, регулярно.
– И теперь он сделал предложение, и ты согласилась – всё по почте!
– Нет, он приехал. Неделю был у нас в Милтоне.
Огаста, сидя с опущенной головой, увидела нитку, вылезшую из оборки на платье, и вытащила ее. Пальцы разгладили кружевную тесьму. Темные сердитые глаза быстро взглянули в глаза Сюзан, и Огаста их отвела.
– Тебе не кажется странным – как мне, – что ты ни разу мне о нем не упомянула?
– Я не знала, что он станет для меня так важен.
– Но за неделю узнала.
– Да, я знаю, теперь знаю. Я люблю его. И выйду за него замуж.
Огаста встала, сделала несколько шагов по комнате, остановилась и стиснула виски основаниями ладоней.
– Я думала, между нами нет секретов, – сказала она.
Сюзан поддалась искушению и вонзила коготь в опрометчиво подставленную плоть.
– Теперь, когда есть о чем тебе сообщать, я сообщаю. Как ты мне про Томаса, когда появилось, о чем сообщать.
Огаста смотрела на нее, не отнимая