Бумажный грааль. Все колокола земли. Джеймс Блэйлок
мелкие кусочки. Вдоль стены, где ступени прикрепили к каменной стене башни, тянулись перила из железной трубы, но с трех других концов каждая ступенька просто висела в воздухе, и от одного их вида кружилась голова.
Во сне Говард шел вверх не спеша, внимательно разглядывая широкие линии известкового раствора между каменными блоками. Он как будто что-то искал, но что именно? Внезапно он заметил, что в жидком растворе аккуратно расположили всякие мелочи: бочком лежали разноцветные флаконы от духов, крошечные игрушки из металла, выцветший керамический Шалтай-Болтай, одетый в рубашку в горошек и зеленый галстук с булавкой; на его лице расплывалась широкая и хитрая улыбка всезнайки.
Только что Говард был где-то посередине лестницы, и вот он уже на самом верху, у облезлой двери, сердце в груди бешено колотится. Он развернулся и начал спускаться, перепрыгивая по две неровные ступеньки за раз и чувствуя, что кто-то, заметив его, вышел из-за той двери и теперь смотрит ему вслед. Говард направился прямиком к утесу, туда, где дорожка упиралась в заросли сорняков, и едва не наткнулся на старый пикап, из которого двое рабочих выгружали застеленные соломой ящики с керамическими Шалтаями-Болтаями.
Дурацкий сон, особенно заключительная часть. При свете дня это сразу понимаешь. А вот когда такое приснится часа в два ночи… В темноте значение снов преувеличивается. После заката сновидческая математика действует по собственным правилам. А сейчас как раз начинало темнеть. Минут через двадцать солнце полностью скроется.
Говард смотрел на дом в ожидании, что вот-вот распахнется дверь и кто-то выглянет наружу. Наверняка же было слышно, как он подъехал. Густые ветви кустарников, которые раньше почти целиком закрывали западное окно на первом этаже, вырубили, чтобы в дом попадало больше света. На траве лежали кровельные доски, рядом с ними – телефонный столб, распиленный на небольшие брусочки. Кучки песка и гравия накрыты выцветшим на солнце брезентом, старая бетономешалка подключена к ржавому бензиновому генератору на колесах. Груды собранных по размеру камней лежали вдоль края бушующей виноградной лозы и сами уже поросли травой. За открытой дверью низкого амбара с односкатной крышей, вытянувшегося среди кипарисов и эвкалиптов, посреди горы древесной стружки виднелась лесопильная установка.
Говард вышел из трейлера, забрав с собой ключи. Сильно пахло кедром, гниющей растительностью и туманом, а плотную завесу тишины нарушал лишь стон береговой сирены, доносившийся откуда-то с севера. Обогнув дом, он направился к обрыву и замер у металлического сарайчика, будто сошедшего со страниц каталога «Сирс и Роубак». В доме было темно.
Туман неожиданно рассеялся, и остатков дневного света хватило, чтобы рассмотреть черные скалы внизу в сотне футов от края утеса. Разбиваясь о них, накатывали и снова отступали волны. На вершине одной скалы, будто статуя на постаменте, торчала помятая старая машина, частично скрытая под водой. Она явно сорвалась с обрыва. Что за марка? Выглядит необычно. Сразу и не поймешь, где капот, а где багажник.