Клеймо. Сесилия Ахерн
дедушка!
– Джунипер всего лишь сказала то, что думала, – к моему изумлению, возражает он.
– Не следует говорить такое судье.
Он печально улыбнулся:
– Для тебя, Селестина, не существует ничего, кроме черного и белого. Мы же соседи, мы праздновали День Земли у вас в столовой, а не стояли перед Трибуналом. И он ведь знал, что за Ангелиной сегодня приедут, – неужели не мог предупредить хотя бы ее, если не нас? Они дружили. Можно же было дать ей возможность подготовиться, а не тащить вот так, на глазах у семьи, у маленьких детей…
Странно слышать такое от него. Арт никогда не критиковал отца. Они – закадычные друзья, сплоченная команда, двое на всем белом свете, – теперь, когда мама умерла, у обоих нет никого ближе. Пережили страшное горе вместе, и это их сплотило, – во всяком случае, так мне это виделось. И я понимаю, что Арт точно так же растерян и возмущен, как я.
– Он действовал по правилам, – говорю я, но знаю, что этого объяснения недостаточно. Недостаточно, однако это чистая правда. – С Ангелиной случилась ужасная беда, но твоего отца в этом нельзя винить.
– Нельзя? – с горечью переспрашивает он.
– Это его работа. Почти каждый день где-нибудь в стране уличают порочных. Твой отец трудится изо всех сил, чтобы сохранить идеалы нашей страны. Что же будет, если он вздумает закрыть глаза на чьи-то проступки? – Я перескакиваю с мысли на мысль, торопясь высказать то, что меня гложет. – Сам подумай. Судья Креван предстанет перед Трибуналом и будет заклеймен за то, что по дружбе кого-то не заклеймил?
Арт уставился на меня:
– С такой точки зрения я никогда об этом не думал.
– А надо бы. Ведь это твой отец. И он могущественный человек. Многие им восхищаются, даже преклоняются перед ним. Тебе, конечно, порой нелегко с таким отцом, но он любит тебя. К тому же он тебя создал – наполовину, а значит, он просто гений!
Арт улыбнулся, обхватил мое лицо ладонями, скорчил рожу:
– Избавь меня от необходимости представлять себе, как он меня создавал, уж будь так добра!
– Ты очень вульгарен! – смеюсь я.
– А ты видишь только черное и белое.
– Во всем, – улыбаюсь я, но улыбка дрожит, я не так уверена в своем мнении, как обычно. Арта я вроде бы убедила, но убедила ли себя?
Арт откашлялся:
– Я хотел подождать до твоего дня рождения, но после сегодняшнего… думаю, сегодня ты вполне это заслужила.
Он подсунул под меня левую ногу и, подтянув меня к себе, зажал между бедрами. Неуверенность тут же слетела с меня: все правильно, я там, где и хочу быть.
– Заказал к твоему восемнадцатилетию, но решил отдать тебе прямо сейчас, чтобы ты знала: что бы ни творилось в мире, ты единственная. Весь мой смысл и свет. Ты прекрасна! – Он провел пальцем по моей щеке, по носу, по губам. – Ты умная, ты верный друг. – Он протянул мне маленькую, обтянутую бархатом коробочку.
Руки у меня слегка