Форточница. Натали Лавру
чем произнести трудное для меня слово. – Умерли.
– Эй, – снова строго посмотрел на меня мужик. – Такими вещами не шутят!
– Меня дядя забрал, когда мама умерла. Спилась она. Два года уже как, – рассказала я.
– Не врёшь? К дяде тогда веди. Пусть знает, чем ты тут занимаешься вместо школы, – он протянул руку в сторону выхода.
– Не-не-не-не! Только не к дяде! – я представила, как этот с иголочки одетый дядечка наносит визит в гнёздышко, и поняла: тогда мне точно грозит детдом. Слёзы навернулись на глаза, и я завыла. – Не на-а-адо…
– Понятно, – вздохнул хозяин квартиры. – Значит, всё непросто у тебя.
– Угу, – закивала я, попутно всхлипывая.
– Сейчас поставлю чайник, и за чаем ты мне всё расскажешь, – сказал он. – Идёт?
Стыдно мне так стало: я чуть не обокрала его, а он мне предлагает попить чая.
– Прости-и-ите меня за конфеты… – жалобно протянула я и снова в слёзы.
– Да ладно, – махнул он рукой. – Я всё равно их не ем. Детям раздаю. Будем считать, что ты у меня в гостях.
Меня словно унесло на райские небеса. Я взаправду в гостях! Да и хозяин квартиры такой… Такой… Вроде не с обложки журнала, а смотришь на него – и готова молить его, чтобы приютил.
– Меня так давно не звали в гости… – пискнула я.
– Звать-то тебя как, гостья?
– Наташа. А вас?
– Константин. И давай на «ты». Мне и на работе «выканья» хватает.
Вскипел чайник. Мы сели пить чай. Я потихоньку таскала «Няшечек» со стола, а Костя прикусывал расколотыми в руке маковыми сушками.
«Няшечки» напомнили мне счастливые деньки из детства, когда я ложками доставала из пакета сухое молоко и рассасывала его. Тот же молочный вкус, только послаще и с мягкой карамелью. Конфетки укладывались в моём желудке приятным грузом, и я разомлела.
– А зачем ты конфеты эти покупаешь, если не ешь их? – поинтересовалась я.
– Их любила моя жена.
– А сейчас, что, уже не любит?
– Она умерла пять лет назад. А я всё по привычке покупаю их. Сам не знаю, зачем…
– Ой, прости… – у меня встрял ком в горле, а во рту приторной сливочной сладостью застряла конфета. Одновременно хочется плакать и нужно жевать, чтобы не подавиться. Во же ж!
– Ничего.
– Моя мама несколько лет плакала, когда папа умер. А потом стала пить… – грустно поделилась я. – Ты молодец, что не спился.
– А тебе повезло, что дядя не отказался от тебя.
– Да какой он мне дядя, – махнула рукой я. – Так, хахаль мамин. А как померла она, он пригрозил, что меня отправят в детдом. Ну, я и увязалась с ним…
Константин замер и очень серьёзно на меня посмотрел. И тут я поняла, что сболтнула лишнего.
– Ой… – перед глазами у меня пронеслась дорога в самое страшное место на свете.
Мой собеседник устало вздохнул и прикрыл рукой лоб.
– А давай так: ты меня не видел, и ничего не было. А? – предложила я. – Мне нельзя в детдом…
– Бродяжка, значит? – догадался он.
– Господи, ну зачем только меня занесло к тебе? –