Все, что мы помним. Брюс Нэш
рядом с ним и кладу доску для игры в скрэббл на кровать между нами.
– Какими желаете играть – черными или белыми? – спрашиваю я, но он не понимает шутки. Наверное, смотрит в телевизор, висящий высоко на стене. Там нет ничего, кроме случившейся где-то катастрофы. А может, он смотрит на свое окно. Где нет ничего, кроме автомобильной парковки.
Моя приятельница всегда жульничает в скрэббл. Я скучаю по тому, как она швыряет эти маленькие штучки с буквами на пол, когда проигрывает. Скучаю по ее восхвалениям моих усилий и по тому, с каким, как это там называется… покровительственным видом она объявляет о своей победе – победе при помощи слова, которого не существует.
Слова, которые существуют, слова, которых не существует… Есть слова, которых не существует, но они есть. Есть слова, которые существуют, но их нет.
– Можете играть белыми, – говорю я мужчине, который лежит на кровати моей приятельницы. – А я буду черными. И белыми.
Катастрофу в телевизоре сменяет какой-то субъект, выходящий из здания в окружении толпы с камерами и микроскопами… микрофонами. Микрофоны приделаны к длинным шестам и покрыты мехом, словно маленькие несчастные зверьки, которыми тычут в лицо субъекту, выходящему из здания. Может, этот субъект – преступник или политик, а может, и ни в чем не повинный человек, который просто пытается выйти из здания. Мужчина, лежащий на кровати моей приятельницы, смотрит на субъекта, выходящего из здания – или, может, на окно, – разинув рот. И свою пижаму.
Я составляю для него слово на доске и показываю ему.
– «Свин», – говорю я ему. – Отличный ход.
А затем составляю слово на своей стороне доски и зачитываю его.
– «Кзпвокслафель», – говорю я. – Это двести сорок семь очков.
Придумываю для него еще одно слово поверх его первого. Одариваю его самой своей покровительственной улыбкой и даже похлопываю по руке.
– «Пёс». Вы такой молодец! Пожалуй, мне не стоит так уж кичиться этой своей, как ее… эрудицией.
Какое-то время мы продолжаем в том же духе. Я жульничаю, веду себя покровительственно, рассказываю о своей приятельнице. Время от времени швыряю эти штучки с буквами на пол, для большей реалистичности. Он просто лежит, но я почти уверена, что он раздражен. Может, даже в ярости. Я еще раз похлопываю его по руке. На шее у него складки, и мне не нравится, как они выглядят.
– Готова поспорить, у вас есть деньги, – говорю я. – Готова поспорить, вы можете позволить себе заплатить. Готова поспорить, что у вас есть аккаунт на котором целая куча денег. У меня вот тоже есть аккаунт, с баснословной суммой денег на нем. Хотя, наверное, не настолько баснословной, как у вас. Верно говорю? Готова поспорить, что вы можете позволить себе платить больше всех прочих, так ведь? Но у меня есть пароль. А у вас есть пароль? Ну конечно же, есть… Готова поспорить, что никто, кроме вас, не знает вашего пароля, так ведь?
Он просто смотрит в телевизор, раскрыв рот. Теперь там идет какое-то комедийное шоу. Это понятно по тому, что все по очереди хохочут друг над другом. Сама не пойму, откуда я знаю, что он плохой человек, но я знаю. Не только потому, что этот субъект лежит на кровати моей приятельницы.