Кварк. Анатолий Прусс
подвернувшимся прутом непривычно припухшую в середине тела гадюку. Гвоздиками посыпались досрочно рождённые змеёныши. Сознание прорезал луч змеиных глаз. Прожёг насквозь. По-хозяйски расположился в глубине неокрепшей души. Змея издохла. Гвоздики веером расползлись. Пепел сомнений того дня приправил горечью оставшуюся жизнь. Утомительно длинную, как тогда, наивному, казалось.
Комочки снега в лучах весеннего солнца…
– Ну, что там? Есть? Выдирай скорей! – орали мальчишки снизу.
Раскачиваясь на вершине огромной сосны, я в этот раз непривычно тупил. Словно кто-то свыше придержал разрушительное движение руки. Замер. Суетливая спешка разорителя птичьих гнёзд, обычно по весне сопровождающая гормональный всплеск деревенских акселератов, на этот раз дала сбой. На высоте десятка метров меня, вцепившегося в неустойчивые ветки, словно парализовало от увиденного: в огромном, сплетённом из черных сухих веток гнезде лежали три снежно-белых пушистых комочка. Птенцы улетевшей за пропитанием совы с интересом смотрели на меня огромными карими глазами. Обведённые тёплыми солнечными лучами. Словно циркулем из моей школьной готовальни. Они оторвали Родиона от жаждущих крови сорванцов. Их требовательные крики – там, далеко внизу. Три прелестных дружелюбных солнышка – на уровне протянутой руки…
– Тут никого нет, – прохрипел вниз ожидающей толпе осипшим от волнения голосом. И начал спускаться на землю.
Много позже взрослая жизнь нередко ставила в жесткую ситуацию выбора между необходимостью и целесообразностью. Не всегда добро и милосердие брали верх. Но вот карьера, что интересно, как инструмент самореализации меня никогда не привлекала. Власть, вопреки воле неоднократно возлагаемая на плечи ответственность в принятии решений долгие годы не принимались мною именно из-за своей абсурдной жестокости.
Песенки
Соседями по бараку на третьем отделении мясосовхоза, которым руководил мой отец, была многодетная семья со странной фамилией. Мне было интересно, почему мама говорит: «Вот не будешь слушаться, отдадим жить к Песенкам!» Мне и самому страшно хотелось подружиться с представителями музыкальной фамилии. Тем более что детей было человек восемь, все мал-мала меньше. Как-то мне удалось попасть к Песенкам во время обеда. Пчелиный рой рыжеголовых ребятишек облепил стол, во главе которого торжественно восседал чернявый отец семейства. Места всем не хватало, самые нерасторопные устраивались рядом на горшках, поставив алюминиевую миску с варевом прямо на колени. Аппетит их был зверским.
После этого я почему-то старательно избегал общества весёлой коммуны и предпочитал проводить время за играми в семье других соседей. Там также было с десяток детей. Но все они были ухоженные. Воспитанные. Вежливые. Хозяин татарского семейства дядя Вася Гизятов был тайно верующим мусульманином. Но относился ко мне, сыну советского служащего и бывшего чекиста, хорошо. Мне очень нравилось с татарчатами тайком воровать курт, еженедельно