Трансильванские рассказы. Дмитрий Викторович Иванов
теганки, шоссы цвета сырой глины, высокие ботинки из грубо выделанной кожи, длинные плащи и капюшоны. На поясе каждого висели меч и кинжал, а у седел болтались шлемы-салады. Пребывали господа явно не в лучшем расположении духа. Путники угрюмо и безучастно глазели по сторонам, предпочитая молчать.
Впереди отряда на крепкой лошади ехал дородный широкоплечий крепыш лет тридцати пяти с круглым лицом, обрамлённым льняного цвета клокастыми волосами и коротко стриженной бородой того же оттенка. Звали его Хайнц-Ульрих, но в компании своих товарищей он предпочитал имя Удо. Родился воин в Хальвелагене и происходил из народа саксов. Был он младшим сыном местного кузнеца. Когда стало понятно, что после смерти отца, старшие браться решили оставить его с носом, обладающий недюжинной силой детина решил бросить всё и попытать счастье в наемниках.
– Я до сих по не верю, что старик Иллеш мог двинуть кони, да еще так. Уму не постижимо! – нарушил молчание здоровяк и сокрушенно тряхнул головой.
– Да уж, вот мерзавец! Небось думал, будто в его годы он всё такой же прыткий, как тогда при Кеньермезё. Чего на рожон полез-то? – поддержал товарища черноволосый парень лет двадцати пяти с небольшим косым шрамом поперек левой брови. Звали его Янош Олах, прозвище явно указывало на валашское происхождение. И действительно, вел он свой род из деревни в окрестностях города Арджеш. Отец его состоял в свите влиятельного боярина, после смерти воеводы Александра Алди бежал со своим покровителем в Мюльбах, да там и остался. Все дети его родились уже в Трансильвании. Путь на родину оказался закрыт, и семейство в полном составе приняло католичество, заговорило на венгерском и переиначило имена на мадьярский манер.
– А небось решил, будто голова крепкая. Часто по ней лупили, и всё ничего. А тут на тебе, черепушка треснула, как глиняный горшок. Стоило только тому подлецу Мариславу ему в висок кулачищем двинуть, как всё, не выдержали косточки, – процедил Удо сквозь зубы.
– Да хоть бы нас позвал, – добавил молодой воин, ехавший за саксом, – А то ведь как сказал: «Когда благородные господа пьют, кнехты стоят в сторонке». Дескать, не ровня мы ему с тем сербом. Рыцарь называется. А благородства у него не больше, чем у хряка в свинарнике. Срань господня! Чтобы им там всем пусто было окаянным! Мы б их в миг растащили наклюкавшихся-то. А тут вон что. Серб-то сразу смылся, такова уж их трусливая порода. А когда мы про Иллеша узнали, то уж скопытился благодетель наш, – последние слова парень произнес с явной насмешкой.
Выглядел юноша лет на восемнадцать-двадцать, но на самом деле являлся ровесником Яноша Олаха. Телосложением он явно не вышел. Про таких говорят «кожа да кости». Но на самом деле природа не обделила его ни силой, ни выносливостью. Не зря молодой воин уже несколько лет ходил в наемниках и пережил не одну битву, а стычек и заварушек уж вообще не сосчитать сколько. Звали его Понграц Калди. Происходил он из Дьюлафехервара, где некогда обучался в семинарии при резиденции епископа. Родители надеялись, что карьера священника принесет их отпрыску стабильный доход, кусок хлеба и крышу над головой. Однако штудии на латинском и греческом закончились, едва успев начаться. А всё потому, что будущий клирик не отличался ни послушанием, ни примерным поведением. Нет, другие ученики также постоянно шкодили, но вот только наш бедолага совершенно не умел скрывать своих похождений и постоянно попадался с поличным. После позорного изгнания из сонма святош отеческий дом стал для парня вовсе непереносимым местом, где ему доставались упреки и зуботычины, чаще, чем еда. И вот однажды ночью еще не до конца оперившийся отпрыск покинул постылое жилище. После того, как его деньги перекочевали в карман кабачнику, юный Калди вверил свою жизнь вербовщику и вскоре примкнул к немногочисленной свите пожилого рыцаря Иллеша.
– А сынок его. Столько лет не объявлялся, а как наследством запахло, тут же нарисовался, как стервятник на мертвечину, – отозвался Янош Олах. – И таким гадким голоском заявил: «Я, господа, в ваших услугах более не нуждаюсь». Ишь умник нашелся. Небось думает набрать таких же недоумков, как и он сам. Посмотрим, сколько они у него продержатся. Перед первой же заварушкой в штаны наложат и сбегут. Как пить дать, удерут. Мы его отцу служили …
– Да ладно, чего уж тут, – оборвал его Хайнц-Ульрих. Расчет выдал, и на том спасибо.
– Да пусть засунет он свой расчет себе знаешь куда! – огрызнулся Олах.
– Не забывай, мы сейчас только на него и живем, – осадил парня сакс.
– Хватит! – голос сзади заставил всю троицу разом замолчать. – Тошно слушать ваше нытье. Каждый день! Каждый день одно и то же! Самим не надоело?
Взгляды попутчиков обратились к немолодому человеку, замыкавшему отряд. Звали его Лайош. В смуглом изрезанном морщинами лице мужчины явственно выделялись восточные черты. Поэтому все считали, что предки его происходили из народа куман, давным-давно осевших в Трансильвании. Сам же воин о своем происхождении не говорил ничего. А еще ходили слухи, будто с традициями кочевников он не порвал, в церковь ходит лишь для виду, а сам, если наступит нужда, в тайне обращается к странным фигуркам, которые носит в кожаном мешочке у пояса. Впрочем, их-то как раз никто не видел, и откуда стало