Преступление тысячелетней давности. Ольга Яцких
что великим Олег станет, но ты зелен пока с Олюшкой под одну ветвь становиться.
– Отчего зелен, – зарделся Радосвет. – Мне уже осемнадцадь годков!
– Зелен духовно, – вступила в разговор ведунья. – Пойдем, старый, покалякаем в сенях. Вона Олюшка вся в слезах, милая!
Старик с ведуньей ушли в сени, а Хельга бросилась в объятия Радосвета. Он, утирая слезы желанной, шептал:
– Так не отпустят – я тебя силой увезу, не плачь, голубка.
Недолго шептались старые: вернулась бабушка, села за стол, поставила перед собой чашу, налила воды, в нее шептать что-то стала. Следом вошел дед и сказал:
– Вот что решили мы: соединим вас алой лентою богини Лады. Ребенок, что народится, будет законным. Если отец твой воспротивится, я сам пойду к нему и расскажу, что ведаю. Думаю, не пойдет он супротив меня.
Старая ведунья посмотрела на молодых и громко сказала:
– Так тому и быть! Чей бы бычок не тыкался – теляток нашим будет!
– Выйди из избы! – властно приказал старик Радосвету. – Таинство совершать будем!
Мужчина вышел на крыльцо, прикрыв за собой дверь. Весна в лесу убрала поляну цветами и зеленью.
Старуха, кряхтя, поднялась из-за стола, размяла больную спину, открыла старый сундук и опустилась перед ним на колени. Бережно достала две ленты: алую и белую. Подозвала Ольгу. В руки женщине легла выбеленная чистая рубаха изо льна, украшение на голову и фартук с красивым поясом-кушаком.
– Иди, Олюшка, в баню, помойся да облачись в чистое.
Женщина проскользнула черным ходом к бане.
Дед сидел по другую сторону стола и тихо напевал, что-то непонятное мерно раскачиваясь.
Бабка достала из сундука и для себя рубаху, пояс, сплетенный из кусочков кожи, мелких монет, с кисточками из трав, достала чистую рубаху и деду.
– Облачись, – велела ведунья старику, – скоро пойдем на капище.
Старик послушно взял рубаху и, сняв темно-синюю, повседневную, натянул на себя красную.
Старуха, кряхтя, тоже облачилась в одежды для таинства соединения. Оправила льняные одежды, повязала пояс, а голову покрыла платком. Еще один платок положила на стол. Но в этот момент схватилась за спину и застонала:
– Ох, не думала я, что так дочку буду соединять!
Эта зима, влажная и почти сиротская, не прошла даром, приближая старую ведунью к царству растений и животных. Она всё больше и больше напоминала ель, которая росла у избы.
Старуха проковыляла к котлу, осмотрела его содержимое, затем, словно бы решившись, принялась бросать туда травы, листья и пучки корений. Изба наполнилась запахом отвара: терпкого и сладкого.
– Иди, старый, на капище с Радосветом, а мы чуть позже подойдем с Олюшкой, я пока взвар доварю, да жаль не успею каравай испечь, придется черным хлебом соединять сердца. Старуха достала круглый черный каравай, испеченный из последней муки.
Взяв хлеб, она надломила на его на четыре части, с каждым надломом произнося