Отроки в Сайсарах. BiG Green
сосался, а целовался взасос. Сосут те, что под шконкой…
– Заебал. Так ты целовался взасос?
– Неа. За титьку пару раз хватал. А так, чтоб взасос… не было такого.
– А когда ты успел за грудь подергать? – осушил свой стакан и потянулся к приготовленному мне пакету с клеем.
– Один раз, когда Лику пьяную домой волокли, под кофтой у неё пошуровал.
– Вот ушлая сволочь. И чё, как у неё? – голос мой из-за пакета звучал гулко.
– А хуй его знает, не помню. Мы ж тоже в хлам были, – не удержался и заржал Кудря.
– А второй когда?
– Помнишь, я за магнитолой к ёлочкинским ходил?
– Ну?
– Там у барыги какая-то старая шалава была. Пёрло видать её, как удава по стекловате.
– Под кайфом?
– Ну я ж говорю, пёрло её, – лицо Сью как-то передернуло, не любил он нариков. – Говорит, хочешь сиськи позырить, а я чё дурак отказываться. Она задирает майку, а там они висят. Я и помял их малость, чего думаю добру просто так пропадать, – теперь уже заржал я.
Я уже минуты две дышал клеем, поэтому хохот в ушах, отражаясь эхом, укатился куда-то далеко за затылок. Картинка перед моими глазами изменила цвета: небо стало желтеть, кожа на мне покраснела, яркие блики ослепляюще отражались в блестящих металлических антеннах. С каждым вздохом окружающий мир, вибрируя, сжимался. В ушах ритмичный шелест сдувающегося и надувающегося пакета, сердце моё из груди потихоньку перебралось в голову и решило контролировать моё дыхание, задавая ему ритм своим биением. Возникло такое ощущение, что я должен совершать вдох на каждый стук сердца, в ином случае я задохнусь. Не в первый раз в полёте, и трезвая часть моего сознания понимала, что это организм таким извращённым образом говорит, что ему не хватает кислорода и он больше не может дышать токсичными испарениями вперемешку с углекислым газом. Нужно перебороть себя и оторваться от пакета. Подышать. Вдох-выдох, ещё раз и ещё. К миру стали возвращаться былые краски – небо посинело, значит всё хорошо. Я обратно прильнул к пакету. Дышать стало легче, сердце уползло обратно в грудь. Лицо и пальцы окончательно занемели. Мочки ушей приятно щекотало, мурашки от щёк перекатывались через шею на спину, оставляя за собой приятную прохладу в жаркий летний день и некую безмолвную радость. Радость, напомнившую о деревне. О том, как я наперегонки с братьями бегал к пруду, с нетерпением раздеваясь и ныряя в прохладную, чистую воду. Чувство свободного полета подбивало диафрагму и щекотало пятки, когда я летел в очередном кульбите со старой тарзанки. Брызги от наших бултыханий на солнечном свету образовывали радугу, а смех и детские визги гулко отражались от воды и уносились куда-то далеко в лес. Лес, манивший нас смородиной и толокнянкой, душистым можжевельником и мягким мхом. Улегшись в траву с закрытыми глазами, слышно как гудит ветер, падают шишки. И ты тихо засыпаешь…
Очнулся почему-то лицом на бетоне. На мне сидел Кудря и о чём-то болтал с Хвостиком.
– Какого хуя? – сдавленный весом, прошептал я, развозюкав накапавшую лужу слюней под щекой.
– Матрёна, ты дурак! – это был голос Сью,