Женщина. Такэо Арисима
вдруг вспомнила напутствие Утиды. И, смутно сознавая, что она собирается искать там, где искать бесполезно, Йоко все же велела рикше ехать в Оцуку.
Дом выглядел так же, как и пять лет назад, лишь заметно выросли павлонии вдоль ограды да кое-где обновили кровлю. Скрипнула решетчатая дверь. Поправляя оби, навстречу Йоко с кротким видом вышла госпожа Утида. Женщины встретились глазами, и тотчас на них нахлынули дорогие воспоминания.
– Ах, какая неожиданность! – воскликнула госпожа Утида. – Пожалуйста, входите! – Но тут же на лице ее отразилось сомнение, и она поспешно прошла в кабинет мужа. Через некоторое время оттуда донесся его голос. «Ты можешь, разумеется, ее принять, но мне с нею незачем видеться», – сказал Утида, вздохнув, и Йоко услышала, как он захлопнул книгу. Закусив губу, Йоко с преувеличенным вниманием разглядывала свои ногти.
Появилась смущенная госпожа Утида. Она провела Йоко в гостиную. И тут в кабинете раздался грохот отодвигаемого стула. Не сказав Йоко ни слова, Утида отворил решетчатую дверь и вышел из дому.
Внешне спокойная, Йоко с трудом подавила в себе желание догнать его. Она жаждала, чтобы на нее обрушился его громовый, полный страстного гнева голос. Тогда бы она высказала ему все, что накипело у нее на сердце. Всеми отвергнутая и привыкшая к презрению, Йоко мечтала о том, чтобы нашелся человек, способный ее сломить, или чтобы она сама его сломила. И она пришла к Утиде. Но Утида оттолкнул ее еще более жестоко и холодно, чем другие.
– Простите, что я говорю вам это, Йоко-сан, но, знаете, разное о вас болтают… Да и характер у него такой, что его не уговоришь. Удивительно еще, что он позволил принять вас. Последнее время в доме у нас полный разлад, муж постоянно хмурый и раздраженный, порой я просто не знаю, как быть.
Тонкое, благородное лицо жены Утиды выражало покорность и смирение; такие лица, наверное, были у средневековых монахинь. Муж полностью подчинил ее своей воле, превратил в безликую принадлежность дома. И сейчас в ее словах угадывалась таившаяся глубоко в душе тоска и неудовлетворенность жизнью, в них госпожа Утида потеряла самое себя. Она не задумываясь раскрыла душу перед Йоко, которая была много моложе ее и которую Утида, вероятно, не раз старался очернить в ее глазах. Она говорила тусклым, безжизненным голосом и, казалось, искала сочувствия. Йоко охватило раздражение, будто все, что говорила госпожа Утида, касалось ее, Йоко. Сама того не желая, Йоко скорчила презрительную гримасу и, побледнев, пристально смотрела на госпожу Утиду. Чем могла она ей помочь? В этот момент Йоко можно было принять за опытную тридцатилетнюю женщину. (Она обладала удивительной способностью казаться то лет на пять старше, то лет на пять моложе и с искусством актрисы меняла выражение лица в зависимости от обстоятельств.)
– И вы терпите все это? – почти крикнула Йоко. – А я вот не смогла бы. Я поссорилась бы с дядюшкой и ушла от него навсегда, хотя дядюшка, разумеется, человек почтенный. Такая уж я от рождения, ничего не поделаешь, не умею быть покорной