Женщина. Такэо Арисима
в ней жизненная энергия не находила выхода, и Йоко впала в томительную меланхолию. Тем не менее она пока не собиралась покидать каюту. Впервые в жизни она оказалась совсем одна, и ей по-детски хотелось насладиться одиночеством. Кроме того, нужно было обдумать свое прошлое и свое будущее, прежде чем заводить на пароходе новые знакомства. И была еще одна причина, по которой Йоко три дня безвыходно сидела в каюте. Она знала, что возбуждает всеобщее любопытство. Однако примадонна не должна появляться на сцене сразу после поднятия занавеса: пусть подождут и возжаждут. Лишь когда зрители начнут сгорать от нетерпения, она спокойно выйдет на сцену, дабы властвовать и на подмостках, и в зале. И Йоко решила прибегнуть к этой безобидной хитрости.
На третий день путешествия она проснулась от странной духоты. Электрический свет гаснул постепенно, как увядает лилия. В полых трубках батареи падали капли сгущающегося пара. От жары Йоко слегка вспотела. За три дня ей надоело и сидеть, и лежать. Она свернулась в комочек на узкой койке, но очень скоро затекли ноги. Тогда она повернулась на спину, закрыла глаза, закинула красивые полные руки за голову и, перебирая распущенные волосы, снова уснула тем сладким крепким сном, после которого наступает радостное пробуждение. Вскоре она вновь открыла глаза, привстала на колени, вытерла рукавом запотевший иллюминатор и прижалась лбом к холодному стеклу. Близилось утро, за окном струился серый свет. Йоко чувствовала, как ее то поднимает высоко вверх, то бросает вниз. Волны с монотонным ревом разбивались о борт парохода у самого иллюминатора, сотрясая каюту. Судно слегка кренилось. Йоко, не двигаясь, разглядывала серую пену за окном. Она с необычной остротой ощущала, что уже находится далеко от дома, но слез, привычных женских слез не было в ее глазах. К ней возвращалось ощущение радости жизни, и ей казалось, что она заново переживает какой-то приятный сон.
Так, предаваясь блаженному безделью, Йоко за три коротких дня перебрала в памяти всю свою жизнь. Перед ней вставали отрывочные видения прошлого. Вот пансион. Милая девочка усердно, до боли в пальцах, работает спицами. Забросив уроки, забыв обо всем, днем и ночью она горит одним желанием – связать пояс, украшенный крестом, и принести его в дар Христу, которого она так любит. Йоко вдруг явственно ощутила аромат большой магнолии, пышно расцветшей под окнами пансиона. А вот дубовый лесок там, где прежде стоял храм Кокубундзи, он чем-то напоминает уголок Мусасино[22]. Незабываемые минуты, когда она покорно бросила к ногам Кибэ тело и душу и в мечтательном полузабытьи прислушивалась к его полушепоту, прерываемому слезами, а сама в ответ лишь молча кивала. Тогда она, кажется, была совсем другой. Сэндайский пейзаж, утес на левом берегу Хиросэ, с которого открывается широкий вид на горы Аоба. Даже в этой северной провинции летнее солнце печет немилосердно. В реке, синевшей между покрытыми белой галькой берегами, плещутся голые загорелые мальчишки. Женщина, совсем еще молодая, сидит в глубокой задумчивости на траве, укрывшись под ярким зонтиком, – в то время она была уже настоящей женщиной, ее мятущаяся