Ненастоящий сварщик. Алекси Люйюнен
отозвалась она из соседней комнаты.
– А где макет? – удивился куратор.
– У вас на почте!
Пётр Константинович жестом руки указал мне следовать за ним, и мы удалились в его кабинет. Скачав с компьютера макет и распечатав на принтере два листа, куратор протянул один мне, а сам жадно впился глазами в свой экземпляр.
Когда я читал свою биографию, скупая мужская слеза предательски выкатилась из-под века и шустро помчалась вниз по щеке, подражая гонщику «Формулы-1». Я читал про себя и не верил своим глазам, периодически умиляясь и всхлипывая. В листовке меня представили таким замечательным человеком, что прочитавший это незамедлительно поверит в меня, как в Бога, сразу и навсегда, пока не объявится какой-нибудь мерзкий публицист Невзоров. Возможно, что в этот момент над моей головой одним кликом зажёгся золотистый полупрозрачный нимб, но я не смог убедиться в этом, не обнаружив в кабинете элементарного зеркала. В тексте говорилось, что в детстве я был очень хорошим мальчиком, писал только в свой горшок, ел одну лишь травку, не трогал козявку, дружил с мухами и всегда уважал права меньшинств, как национальных, так и сексуальных. В школе я учился на одни пятёрки, был и пионером, и комсомольцем одновременно. Моя фотография всегда находилась в центре школьной доски почёта, и все хулиганы района меня предусмотрительно опасались. Мне эта фраза не понравилась, и я попросил куратора обратить на неё внимание. Раз уж хулиганы кого-то очень боятся, и это не участковый милиционер, значит, он, без сомнения, криминальный авторитет с руками по локти в кровище. Куратор согласился, фразу переделали.
Фантастическое описание моей жизни принадлежало руке молодого преподавателя кафедры филологии Причудинского госуниверситета, юному дарованию Веронике Бесоевой, которую до этого дня я никогда в жизни не видел, и она меня тоже лично не знала. Наши дороги, уже позднее, пересеклись лишь несколько раз, и в основном в предвыборном штабе, куда она приходила за гонораром за свою деятельность. Следует отметить, что в те времена, в любой предвыборный период только ленивый не стремится присосаться к творческой кормушке, в которую из бюджета партий сливаются деньги на агитацию.
В обычное время Вероника трудилась на преподавательском поприще за весьма скромное жалование, однако у неё была одна, как и у всех лиц женского пола, мечта – удрать в город Париж, где обязательно выйти замуж за молодого, красивого интеллигента, желательно импотента или представителя сексуальных меньшинств. Иногда, замечтавшись, она представляла себе, как каждый вечер, сидя на бамбуковой подстилке на аккуратно подстриженном газоне, любуется вместе со своим избранником монументальным видом Эйфелевой башни на фоне ночного парижского неба и, попивая безалкогольное вино, выносит ему мозг на ломаном французском языке. Бывало, что тоска по самому райскому месту на земле – Парижу – так накрывала её с головой, что Вероника, прихватив в магазине коробку напитка под названием «Вино „Сопли страсти“»,