Письма из райских кущ. Виталий Волков
всегда ходила толпа, вокруг большого Йохана крутился целый выводок пивососов.
Да, у Ивоны мы с тобой провели не один десяток вечеров, а сейчас пивная закрыта. Говорят, народ перестал ходить, вот и закрылась. Может быть, из-за нас и перестал? Мы отвадили Йохана, а сами, с твоим отъездом, забыли Фрехен. Правда, я слышал, что Ивона стала болеть, а дочка, заступившая вместо нее за барную стойку, с делом не справлялась, кочерги не хватало. И народ, тот, что из постоянных посетителей, постепенно отхлынул. Ивона вернулась, но потерь не восстановила…
Меня это воспоминание подвело к одному из тех вопросов, о которых ты писал, мой друг.
Бывает, стоит убрать с места одного лишь маленького человека – будь то большой Йохан или Ивона – и многое, поначалу незаметно, изменяется вокруг.
В пивной, на улице, в городе, в стране. Ты упрекнул меня в наивности, заподозрив намерение «двумя строками» исправить мир, повлиять на политиков. А самих политиков, как класс или касту, низвел до алчных служителей «золотого тельца». С последним не стану спорить сейчас, в этом месте, хотя твой тезис – решительное упрощение гораздо более опасной ситуации, состоящей в том, что среди массы жрецов власти и злата встречаются люди, движимые идеалами и идеями. Но как раз они, чаще всего, становятся наиболее опасны, их-то идеалы обращаются в противоположное, подтверждая фразу, будто благими намерениями устлана дорога в ад. Почему? Возможно, я буду готов ответить тебе на этот вопрос, хотя, собственно, отчасти этому посвящена моя последняя книга. Я этот ответ назвал «принципом бумеранга». Сейчас же хочу обратить внимание на другое и привлечь тебя на свою сторону.
Мне не раз доводилось приводить точку зрения Льва Толстого на могущественных политиков, диктаторов, кумиров – на наполеонов своих времен – как на самых зависимых людей. Тот, кто стоит на вершине пирамиды власти, на плечах других, только в собственной самоуверенности убежден, будто ведет за собой массы людей. На самом деле он в силах вести их лишь в той мере, в которой он сам следует воле массы, ее инерции. И чем он выше забрался, тем более зависим. Меня поражает, как до сих пор далек этот тезис от существующих представлений людей, а ведь ему посвящена одна из самых известных книг 19 века… (К слову, о паре строчек или страниц, призванных изменить мир – в «Войне и мире» четыре тома. Моя нынешняя книга не многим тоньше. Тем удивительнее ее успех в Испании и Франции. Видимо, дело в привязанности романской литературы к большим романам).
В свое время Ньютон предложил законы описания физического мира. Три штуки. Я полагаю, что в духовном мире также существуют свои похожие законы. Я ищу их. В отличие от религии, которая вроде как постулирует принципы различения добра и зла, моя гипотеза в том, что на самом деле это законы трансформации добра во зло. Благими намерениями да в ад.
Вокруг одного из законов я давно уже топчусь, что медведь возле сотов. Я для себя назвал его «законом подобия». Фокус в том, мой дорогой