Большие надежды. Чарльз Диккенс
так и начнет колотить мать; безбожно колотил он ее, да и мне порядком доставалось; кажись, он почище отрабатывал меня, чем железо на наковальне. Понимаешь, Пип?
– Да, Джо.
– Ну, видишь ли, вот мы с матерью возьмем да и сбежим из дому; мать моя отправится на заработки и скажет мне: «Джо, вот, благодари Бога! ты попадешь теперь в школу, мальчик». И сведет она меня в школу. Но у отца была своя хорошая сторона: не мог, сердечный, жить без нас. Пойдет он, бывало, соберет толпу народа и подымет такой гвалт у дверей дома, где мы скрывались, что хозяева поневоле выдадут нас, только бы отделаться от него. А он заберет нас домой да и пойдет лупить по-старому. Вот сам теперь видишь, – добавил Джо, переставая на минуту разгребать огонь: – вот это и было помехою моему ученью.
– Конечно, бедный Джо.
– Однако, Пип, – сказал Джо, проведя раза два ломом по верхней перекладине решетки: – всякому следует отдавать справедливость, всякому свое, и мой отец имел свою хорошую сторону, видишь ли?
Я этого не видел, но не стал ему поперечить.
– Ну, – продолжал Джо: – кому-нибудь да надо поддерживать огонь под котлом, иначе каши не сваришь, сам знаешь.
Это я знал, и потому поддакнул.
– Следовательно, отец не противился, чтоб я шел на работу, итак я начал заниматься моим теперешним ремеслом, которое было бы и его поныне, если б он не бросил его. Я работал много, право много, Пип. Co-временем я был в состоянии кормить его и кормил до тех пор, пока его унес паралич. Я намерен был написать на его надгробном камне:
Каков бы он ни был, читатель,
Доброта сердца была его – добродетель.
Джо прочел эти стишки с такою гордостью и отчетливостью, что я спросил, уже не сам ли он их сочинил.
– Сам, – ответил Джо: – без всякой помощи. И сочинил я их в одно мгновение, словно целую подкову одним ударом выковал. Никогда в свою жизнь не был я так удивлен, глазам не верил, по правде сказать; я даже начинал сомневаться, точно ли я их сам сочинил. Как я уже сказал, я намеревался вырезать эти слова на гробнице; но вырезать стихи на камне – будь они там мелко или крупно написаны – дорого стоит, потому я и не исполнил своего намерения. Не говоря уже о расходах на похороны, все лишние деньги были нужны моей матери. Она была слаба здоровьем и скоро последовала за отцом; пришла и ей очередь отойти на покой.
Глаза Джо покрылись влагою; он утер сначала один, потом другой глаз закругленным концом каминного лома.
– Скучно и грустно было жить одному, – продолжал Джо. – Я познакомился с твоей сестрой. Ну, Пип, – и Джо решительно посмотрел на меня, как бы ожидая возражения: – надо сказать, что твоя сестра красивая женщина.
На лице моем невольно выразилось сомнение и, чтоб скрыть это, я отвернулся, к камину.
– Что там ни говори семья, или хоть весь свет, Пип, а сестра твоя кра-си-вая женщина! Каждое из этих слов сопровождалось ударом лома о верхнюю перекладинку каминной решетки.
Я не сумел сказать ничего умнее, как:
– Очень рад слышать, Джо, что ты так думаешь.
– И я тоже, – подхватил Джо: – я очень рад, что