Поговори со мной. Ибрагимов Анвар
ть ночи, невесомый пробег пальцами по спине ранним утром.
Утро! Как я люблю утро!
– Я – нет. Рядом с тобой та-а-ак спалось. Таблетка ты моя, снотворная.
– Погоди! Вспомни очарование июньского рассвета: воздух, замешанный на прозрачной свежести и запахе молодой листвы, чистоте золотистой синевы, ласке невинного ветерка. В отдалении – редкий ленивый воробьиный говорок. Благодать.
Я держу сигарету, но не прикуриваю. Поворачиваюсь спиной к перилам лоджии и через кристально прозрачный проем смотрю на тебя.
Ты в безмятежном блаженном сне. Нога поверх смятого тонкого одеяла – откровение и тайна наготы.
Потом будут и бледность расставания, и легкомысленность прощания, и настороженность никчемушного разговора, и оторопь случайной встречи. Потом. Всё потом.
– Я не верю. Я не верю ни-че-му. Чушь! Ты ведь знаешь – если я не вижу глаз – не верю.
– Так, слушай.
– Но я не слышу тебя. Не верю. Отпусти!
– Я тоже не вижу и не слышу, но чувствую тебя. Я чувствую вибрацию, связующей нас, нити.
– Нет никакой связи! Она давно прервана.
– Ты просто не хочешь поверить.
– И что?
– Но ты ведь чувствуешь меня.
– Нет! Да.
– Значит, нить цела.
– Убедительно. Впрочем, кто бы сомневался? А я возьму и порву нить.
– Не порвешь.
– Ха-ха. Это почему ж?
– Потому что ты любишь. Меня. Как я люблю тебя.
– Хватит фантазировать. Доказательства.
– А чего доказывать? Нить исчезает, лишь тогда, когда одна из сторон перестает любить.
– Интересная мысль.
– Любовь еще интересней! Хочешь дерну за нить.
– Ой, не тяни так. Больно ведь!
– Любовь должна радовать
– Почему же так больно? Где радость? Ответь!
После недолгого молчания – ответ: «Когда человек любим, и любит, даже, боль в радость».
– И долго так мучиться?
– Когда человек любим, и любит, даже, мученья в радость.
– Хватит блажить! Я прошу, отпусти меня.
– Я тебя не держу. Лети.
– Лети. От себя не улетишь. Так и будем до самого конца?
– Кто знает? Может до конца, а может и далее, со всеми остановками.
Что же такого мы сотворили, что любовь нам толи в наказание, то ли в награду, то ли еще во что-то. Горит себе костер: то жжет, то ласкает. Но не сближает и не отпускает.
– Не нам, а тебе! У меня все ровненько, спокойненько.
– Да? Хочешь дерну нить?
– Ой, не надо!
...................................................
– Люблю. Конечно, люблю. Куда от тебя денешься? – согласилась Она.
– Что? О чем ты? А? – улыбаясь, подначил Он.
– И верю, разумеется, верю.
...................................................
От памяти не укрыться.
Из памяти не уйдешь.
Конечно, выход есть. Например, смерть. Но что – то не хочется.
И живет любовь. А раз нить не прервана.
Значит, любовь обоюдная.
Обоюдоострая. Как бритва.
Откровение
ОН:
– Скажи. Ты помнишь, когда полюбил. Меня?
– Когда? – задумался я.
«Когда же?» – я пытал память, сжимая до хруста кулаки.
Когда перехватило дыхание и защемило сердце – едва послышался твой голос.
Когда на бегу я резко остановился, почувствовав тон твоего голоса.
Когда закричал: «Стойте! Тише! Это её дыхание! Её напев!»
Толпа галдела, шумела, толкала меня. Крутила, шатала из стороны в сторону, но, я пробивался сквозь неё. Я шел к тебе и желал слышать мелодию только твоего голоса! Меня влекло в твой омут, и я, без сожаления, устремился туда.
Ещё. Что же ещё?!
Когда жажда увидеть тебя иссушила душу, а ноги сами привели к твоему дому.
Когда у твоего подъезда в груди захолодело, и я осознал, что на смену влечению пришла любовь.
Распахнув двери, я заторопился по ступеням и пролетам парадной, обогнул коробку лифта, поднес палец к звонку и на секунду застыл в нерешительности. А вдруг будет, как всегда?
Ты откроешь, я скажу дежурное: «Здравствуй».
Ты выйдешь на площадку, осторожно притворив за собой дверь. Улыбнешься своей чарующей улыбкой, а я дежурно совру о том, что, вот, мол, проходил мимо, по делам, и заскочил буквально на минуточку, что б посмотреть на тебя, красавица. Совру, вместо того что бы сказать главное.
– Привет. Посмотрел?
– Да.
– Услышал?
– Да
Ты глЯнешь