Русское танго. Василий Колин
исполкомовский и ментовской, а короче – совковый, беспредел. И гоняли нас не за то, что мы организовывали против советской власти какие-то политические акции. Нет, никаких акций мы не проводили, а просто жили так, словно этой самой власти не было совсем.
Здесь в пьяном виде читал свои изумительные и никогда не публиковавшиеся стихи непризнанный гений Геннадий Григорьев, неформальные стены помнили Шемякина.
До высылки из страны в «Сайгон» захаживал Бродский.
Третий наш друг по учебке, Петька Зелёнкин, летом восьмидесятого пропал без вести где-то под Джелалабадом. Его родным пришла похоронка, а он взял и объявился в начале девяностых через Красный Крест как Питер Грин из Калифорнии. До сих пор не совсем понимаю, каким образом Петьке удалось разыскать меня – к тому времени безработного, разведённого, обременённого алиментами и хроническим алкоголизмом.
Назначенной государством пенсии едва хватало на несколько дней, и, если бы не помощь престарелого отца, дело было швах.
– Ну как я выгляжу? – самодовольно спросил меня Грин-Зелёнкин при встрече, не вынимая коричневой гаванской сигары из слюнявых губ.
– Спереди очень даже ничего, – польстил я ему, – а сзади толстожопый.
– Это от фаст-фуда, – оправдался Петька, – жрать по-человечески в Америке большая роскошь.
– В России тоже, – успокоил я его, вываливая из помятой алюминиевой кастрюльки прямо на старую клеёнку варёный штатовский окорочок. – Вот, закуска вроде есть, а выпить нечего.
– Ноу проблем, – оживился Питер Зелёнкин, – только я не один, в такси жена с сыном.
– Пусть заходят, – великодушно пригласил я, – сейчас ещё одну порцию сварим.
Через мгновение Петька уже затаскивал в моё жилище огромную сумку, а следом за ним на пороге выросла пожилая чета: похожая на маринованную мумию древнеегипетской куртизанки кривоногая бабка – c оранжевыми волосами, ярко-красными губами и в цветастых штанах – и трясущийся сгорбленный старик с признаками витилиго на коричневом лице, которого та судорожно поддерживала за острый костлявый локоть.
– Вот это гербарий! – воскликнул я восхищённо.
– Ты, главное, не пугайся, – успокоил Петька, – я с ними сам замудохался. По-русски они не фурычат, а в двух словах – это моя нынешняя жена Джойс, а это – её бывший муж Эдвин. Он вообще-то придурок, но адвокаты, суки, так вывернули, что пришлось его сначала усыновить, а потом уже стать опекуном. Теперь он мой единственный законный наследник, – гордо заключил Петька Грин и выставил на стол ортопедическую бутылку шотландского односолодового виски.
– Сидау плиз, беби, – вежливо сказал я Петькиному наследнику, а он в ответ совсем по-детски заморгал белёсыми слезящимися глазками и затрясся ещё сильней.
– Ему не наливай, – оперативно предупредил меня заботливый отец, – для Эдвина мы припасли пюре фруктовое и алоевый сок – замечательно дёсны укрепляет.
– Понимаю, – кивнул я, разливая виски на