Иван Крылов – Superstar. Феномен русского баснописца. Екатерина Лямина
тираж, по-видимому, был уже отпечатан, в Петербург пришла весть о смерти Александра I. Между тем на «Баснях в семи частях» красовалось благодарное посвящение ему, не слишком уместное на фоне междуцарствия и последующих событий. Выпускать ли книгу в таком виде, переделывать ли, меняя формулировку посвящения, или вовсе изъять все элементы, указывающие на покойного государя, – на любой из этих шагов требовалась санкция нового императора. Получить ее мог только Оленин, но Николаю I долгое время было не до подобных мелочей. Обсудить с ним этот вопрос, вероятно, удалось лишь после похорон Александра 13 марта 1826 года, и 20 марта издание, без каких-либо изменений, наконец увидело свет. Время было удачное – три недели до Пасхи. Роскошные экземпляры продавались по двадцать и даже тридцать рублей, обычные – по двенадцать268.
Видимо, вскоре произошло событие, оказавшее решающее влияние на будущую судьбу Крылова, – аудиенция у молодого императора. Поводом послужило, очевидно, поднесение книги, а выхлопотал ее, скорее всего, тот же Оленин, озабоченный тем, чтобы как можно скорее ввести своего протеже в милость и установить его отношения с новым двором. В мае Булгарину уже было известно, что государь оказал баснописцу «ласковый прием», и он отмечал, что это повлияло на настроения литераторов и публики269.
Официально об аудиенции не сообщалось, однако подтверждение исключительного царского благоволения – косвенное, но вполне убедительное – не заставило себя ждать. 29 апреля в самом, казалось бы, неожиданном месте – на первой полосе Journal de Saint-Pétersbourg, официоза российского Министерства иностранных дел, появилась анонимная статья о новом издании басен270. Начав с похвал виньеткам, шрифту, бумаге, иллюстрациям и портрету, «поражающему своим сходством», ее автор переходил к тезисам, которые могли быть прочитаны как в чисто литературной, так и в идеологической перспективе. Крыловым, пишет он, восхищаются не только на родине; он давно пользуется европейской известностью. Но, сравнивая его с Лафонтеном как безусловным эталоном жанра, подчеркивается далее, следует смотреть на них как на равных, причем
уроки, которые извлекает из своих апологов Лафонтен, в своей всеобщности объемлют все эпохи и страны, тогда как нравственные формулы Крылова более применимы к тем краям, где он появился на свет.
Journal de Saint-Pétersbourg читали как за пределами России, так и внутри страны. Но если заграничную аудиторию сообщение о том, что где-то далеко живет второй Лафонтен, пишущий на непонятном для нее языке, вряд ли могло сильно заинтересовать, то русские видели здесь и утверждение национального достоинства через культуру, и ясный намек на то, каким будет направление нового царствования.
Пройдет два с половиной месяца, и в высочайшем манифесте от 13 июля будет выражена уверенность в том, что в России «любовь к монархам и преданность к престолу основаны на природных свойствах народа», а залогом сохранения и укрепления этих свойств является «нравственное воспитание детей», очищенное от чужеземного влияния
СПч. 1826. № 41 (6 апреля). Л. 1.
См.: Видок Фиглярин: Письма и агентурные записки Ф. В. Булгарина в III отделение / Изд. подготовил А. И. Рейтблат. М., 1998. С. 47.
Journal de Saint-Pétersbourg. 1826. № 52 (29 avril / 11 mai). P. 205–206.