Немецкий дух в опасности. Эрнст Роберт Курциус

      53

      Удивительно, но уже здесь – в 1929 году! – Курциус считает необходимым сделать несколько оговорок по поводу самого понятия «авторитет»: не следует, говорит он, связывать авторитет с авторитаризмом, с вождизмом, с властью как таковой. Вождь завоевывает и отстаивает свое положение, авторитет же «приобретается невольно и отправляется неоспоримо… как нечто самоочевидное, как явление природы» (Curtius E. R. Kritische Essays zur europäischen Literatur. S. 119). Нельзя в связи с этим не вспомнить ожесточенный спор Курциуса с Карлом Ясперсом, завязавшийся в 1949 году и касавшийся фигуры Гёте; по мысли Ясперса, после катастрофы Второй мировой немцы не имеют права создавать себе обожествленных кумиров, а в образе Гёте вновь сформировалось очередное представление о «вожде». Курциус видел в этом удар по немецкому духу как таковому; в рассуждениях о вождизме и авторитете видится раннее предвосхищение дискуссий такого рода. Скорее всего, на саму эту мысль Курциуса в 1929 году натолкнули размышления о «Круге Георге» и его авторитарных принципах; противопоставление Стефана Георге и Гофмансталя в работах Курциуса становится своего рода общим местом: Георге обычно описывается как гений скорее темный и как «вождь», Гофмансталь же занимает противоположное место и делается у Курциуса «авторитетом» и гением однозначно светлым. Эту литературную контрапозицию легко спроецировать и на социально-политические взгляды Курциуса: вспомним о первичном воплощении немецкого духа, практически неотделимого от литературной традиции. Стоит, помимо прочего, помнить, что и сама концепция «консервативной революции» в какой-то степени раскололась между Гофмансталем и Георге: первый, без особого успеха и не услышанный народом, призывал к чисто духовным преобразованиям, в то время как второй – Георге – сделался на какое-то (достаточно недолгое) время кумиром националистически настроенной молодежи, пусть даже и против собственной воли (в «Немецком духе» Курциус подчеркивает гуманистическую преданность Георге образу Эллады, стараясь всячески отъединить его фигуру от «нового варварства»).