Лесные люди. Александр Анатольевич Стрекалин
не плачут, мужчины огорчаются! – гордо ответил на это племянник. – Завтра пойдём мне самолёт мне покупать.
– Боинг?
– Тушку! Папа говорит, что Боинг – это буржуйский говновоз.
– Максим! – возмущённый голос сестры был прекрасно слышен даже в Перми. – по губам получишь, говнюк. Дай сюда! Алло.
– Привет, Света.
– Привет, брат. Как долетел?
– Хорошо. Летайте с амулетами «Аэрофлота».
– Шути-шути, – сестра вздохнула. – Ну что, сбылась мечта идиота?
– Почти… Я в Перми пока, завтра только всё увижу. Ты зайди ко мне на днях, цветы полить, и вообще…
– Да знаю я, декабрист, не в первый раз.
– Слушай, – замялся Степан, пытаясь вспомнить странные слова старушки. – Что означает: «люби ту, которая сразу полюбила, а не ту, кто любит без любви»? Или что-то такое. Что это значит?
– Стёп, у тебя что-то случилось? – голос сестры сразу посерьёзнел. – Или ты пьяный?
– Почему сразу пьяный?! – ненатурально обиделся тот. – Ладно, забудь.
– Потому что тебя только по пьяни на романтику тянет.
– Да ладно, – буркнул Степан, со стыдом вспоминая последний Новый год. Что и сколько он тогда наговорил разведённой Светиной подруге, он старался не вспоминать.
– Тебе, кстати, от Люды привет. Помнит, впечатлена.
– Спасибо. Ты ей тоже передай.
– Сам бы к ней заглянул и передал, что надо. Из неё сок брызжет, а тебе всё по-барабану.
Степан промолчал. Эти разговоры они вели тысячу раз. У сестры было много незамужних подруг, и каждую из них она готова была отдать на заклание, но Степан жертву не принимал.
– Скажи Максимке, что я ему самолёт радиоуправляемый привезу.
– Лучше вертолёт. Вертолёта у нас пока нет.
02
Дойдя до вокзала с запасом, Степан расположился в зале ожидания, и снова, в который уже раз, принялся думал о том, отчего нанятые ими люди не хотят работать? Сам он к работе стремился и ждал от других того же. Даже в его любимом романе «1984», герой смог найти смысл своего ничтожного существования в работе. Степан тоже любил свои «полевые» будни: рельсы, запах старых, пропитанных креозотом шпал, знойное марево над полотном, весёлую ругань путейцев, стук колёс проносящихся мимо составов, звон забиваемых костылей. Степан сам забил их не одну сотню, и белым воротничком себя не считал. Когда же его, вместе с развалом МПС, выперли с работы как самого молодого, он чуть не запил с горя, первый раз за всю свою жизнь.
Хорошо, что горе его было недолгим. Поразмыслив, он нанялся в контору к своему бывшему однокурснику, мажору, но добряку, Володьке, и дело пошло. Как оказалось, новое железнодорожное начальство охотно передаёт в частные руки всё то, что не хочет делать само. В основном, конечно, они ремонтировали небольшие перегоны, узкоколейки, станционные и складские тупички, но иногда и что-нибудь строили. В глубине души Степан справедливо полагал, что во многом благодаря его знаниям и опыту, их фирма, или, как сам он любил её называть, «контора», за несколько лет