Когда цветет полынь…или Побег в никуда. Марат Муллакаев
деле на Марсе живут люди? А на Венере? Какие они? Такие же злые, как наш директор и воспитатели? Не может же вся Вселенная состоять из таких людей?!
Мои межпланетные путешествия прервались с первыми всхлипами. – Данис, что с тобой? – выдохнула Зухра, пытаясь поднять его голову.– Что с тобой?
Всхлип перешел в рыдание.
– Почему у меня всегда.... всегда…. всегда… – пытался говорить наш друг.
Слезы душили его. Я был потрясен. Чтобы Данис плакал?!
– Не надо… Не плачь… Ты не виноват, – старалась успокоить его наша подруга. – Перестань! Малыш, принеси воды, скорее…
Я налил из котелка воду и подал Зухре. Данис не стал сопротивляться. Слышно было, как его зубы стучат по алюминиевой кружке. Но вода не успокоила его. Отбросив посуду, он заговорил, словно пытаясь выговорить накопившееся:
– Зачем они меня родили? Для чего? Чтобы я скитался по детским домам? Это у меня уже четвертый. Вначале детский приемник, потом интернат, где били, били… Потом детдом, похожий на концлагерь. Когда меня, обгоревшего, привезли сюда, я был счастлив… Здесь хоть дети друг друга не гнобили…
Зухра нашла отброшенную Данисом кружку и налила воды.
– Успокойся, Данис, попей водички, – предложила она ему.
– Нет, – оттолкнул он ее руку и продолжил, стараясь унять рыдание: – Зачем же они произвели меня на свет? Если не могли…
– Ш-ш-ш, Данис, перестань… – Зухра провела рукой по его лицу. – Мы все родились под несчастливой звездой. И ты, и я, и Малыш. Как осиротела, я еще не встречала добрых людей, кроме тебя и Малыша.
– А я встречал! – воскликнул я, обрадовавшись, что могу вставить слово, чтобы отвлечь Даниса. – Однажды мы с Сашей шли из школы. Было очень холодно, и нас на лошади догнал один мужик из какой-то деревни. Посадил в свои сани, довез до детского дома и подарил нам по пять копеек. Мы потом на эти деньги купили у одной бабушки по полстакана семечек. Хороший был мужик!
– Я тоже ни на кого не натыкался, – подтвердил Данис, пропуская мой рассказ мимо ушей.
– А Макаренко, Дзержинский? Читал, что они были хорошими, детские коммуны создавали, – не согласился я.
– Их я тоже не встречал, – ответил Данис почти спокойным голосом. – Может, и были… Раз пишут…
– Данис, – после некоторой паузы робко заговорила Зухра, – у тебя есть еще родные?
– Не знаю… Мой брат родился еще до войны, – Данис встал и подбросил в еле тепливший костер несколько веток. – Отец наш вернулся в конце войны. Потом я появился. После побега из плена он воевал в партизанском отряде. Помню, мне было четыре годика, а может, чуть больше, отец закреплял на мою рубашку свои ордена и медали. Они были тяжелые, воротник рубашки свисал до груди. Родители смеялись, а я плакал. Однажды утром мама нашла его повешенным в сарае. Она не выдержала потерю отца. Выпила что-то и умерла. Их похоронили вместе. Я не знал, почему они покончили с собой. Два года тому назад я отправил письмо в сельский совет с просьбой разыскать родственников, а если нет таковых, сообщить мне,