Адмирал Империи – 36. Дмитрий Николаевич Коровников
остановился напротив Дессе и в упор посмотрел на него. Взгляд Первого Министра прожигал адмирала насквозь, словно пытаясь испепелить одной силой ненависти.
– Не мне вам объяснять, Павел Петрович, что такое война. И не мне напоминать, что на войне всякая мягкотелость оборачивается против тебя. Сегодня вы пощадите этих «обманутых» – а завтра они снова возьмут в руки оружие и ударят нам в спину. Потому что предателей не исправить добротой – их можно лишь уничтожить. Иначе они уничтожат тебя.
– Это гражданская война, господин первый министр, здесь невозможно по-другому, – вздохнул старый адмирал. В его словах звучала усталость и горечь человека, на чьих глазах брат шел на брата, а вчерашние друзья резали друг друга без колебаний. Дессе видел слишком много смертей, слишком много крови, чтобы сохранить иллюзии о благородстве и чести. Но и смириться с необходимостью хладнокровного убийства пленных он тоже не мог.
– Сейчас нельзя быть добрым или злым, правым или виноватым. Сейчас каждый из нас – и тех, кто с нами, и тех, кто против – делает то, что считает единственно верным. Кто-то встал на сторону закона, кто-то поверил посулам Самсонова. Но все мы – граждане одной страны, одного народа. И убивая друг друга, мы убиваем самих себя. Свое прошлое, настоящее и будущее. Неужели вы не понимаете этого?
Адмирал с мольбой посмотрел на первого министра. Он отчаянно надеялся, что сумеет достучаться до разума и сердца этого расчетливого царедворца, пробудить в нем ту искру милосердия и благородств.
– Вот именно – это война, – холодно заметил Птолемей Граус, – и поэтому я поступлю с ними, как с врагами. Приказываю умертвить все команды противника, сдавшиеся сегодня нам в плен!
Эти слова упали в напряженную тишину мостика подобно камню. Офицеры, до сих пор старательно делавшие вид, что не слышат разговора командиров, замерли, боясь поверить в услышанное. Адмирал Дессе побледнел как мел, пошатнулся, словно от удара. Ему показалось, что кто-то выкачал из рубки весь воздух – так трудно вдруг стало дышать.
– Но… Господин первый иинистр… Вы же не можете всерьез?!.. – сорвавшимся голосом пролепетал он. – Там же тысячи людей! Наши вчерашние боевые товарищи! Да, они ошиблись, заблуждались, но они же не звери какие-то! Их можно убедить, перевоспитать, обратить на путь истинный! Зачем эта бессмысленная жестокость?!
Павел Петрович готов был умолять Птолемея, лишь бы образумить его, отвести от пленных незаслуженную и ужасную казнь. Но, встретившись взглядом с первым министром, адмирал понял – все слова, мольбы и доводы бесполезны. Перед ним был не человек, а машина для убийства.
Глаза присутствующих при этих словах первого министра адмиралов и старших офицеров, находившихся сейчас на мостике «Агамемнона», расширились от ужаса и непонимания происходящего. В одно мгновение напряженная тишина, висевшая в рубке, взорвалась взволнованным гулом. Люди переглядывались, перешептывались, не веря своим ушам. Неужели Птолемей действительно отдал