Голые среди волков. Бруно Апиц
занятая укладкой посуды, не обращала на него внимания. Цвайлинг надел носок, с усилием снял другой сапог и вынес сапоги. Затем в шлепанцах, расстегнув китель, вернулся в комнату и сел в кресло.
Некоторое время он наблюдал за Гортензией, поджав нижнюю губу. В памяти мелькнуло, как один шарфюрер, смачно ухмыльнувшись, сказал ему: «Ножки у твоей жены… ого!» Цвайлинг посмотрел на округлые, чуть полноватые икры Гортензии и на кусочек голой ляжки под задравшейся юбкой. Да, у того парня губа не дура!..
– Что ты делаешь?
– На всякий случай… – небрежно процедила Гортензия.
Цвайлингу ответ показался непонятным. Он попытался осмыслить слова жены, но это ему не удалось.
– Что ты хочешь сказать? – снова спросил он.
Гортензия, взглянув на мужа, раздраженно ответила:
– Думаешь, я брошу мой чудесный фарфор?
Теперь Цвайлинг понял. Он неопределенно махнул рукой.
– До этого еще не дошло…
Гортензия, язвительно рассмеявшись, с яростью продолжала упаковывать посуду. Цвайлинг откинулся в кресле, с наслаждением вытянул ноги и сложил руки на животе. Помолчав, он сказал:
– Но я уже принял меры…
Гортензия откликнулась не сразу, сначала она не придала значения словам мужа, но затем, повернув к нему голову, с любопытством спросила:
– Да? А что именно?
Цвайлинг хихикнул.
– Ну, говори же! – сердито крикнула Гортензия.
– Видишь ли, один заключенный, мой капо, спрятал на складе маленького жиденка. – Цвайлинг опять хихикнул.
Теперь уже Гортензия всеми своими телесами повернулась к мужу:
– Ну… и что же дальше?
– Я его накрыл.
– Отобрал ребенка?
– Я не дурак.
– Так что же ты сделал?
Скривив рот и прищурив глаз, Цвайлинг доверительно наклонился к жене:
– Ты прячешь фарфор, а я – жиденка. – Он беззвучно захихикал.
Гортензия стремительно поднялась.
– Рассказывай!
Цвайлинг снова откинулся в кресле.
– Что тут, собственно, рассказывать? Я накрыл капо, а дальше все было очень просто… Если бы я отправил его в карцер, он теперь был бы уже трупом.
Гортензия слушала с возрастающим напряжением.
– Так почему ж ты не…
Цвайлинг постучал пальцем по лбу.
– Ты не трожь меня, я не трону тебя. Так будет вернее. – Заметив, что Гортензия испуганно вытаращила на него глаза, он удивился: – Что с тобой? Чего пялишься?
– А ребенок? – спросила Гортензия, затаив дыхание. Цвайлинг пожал плечами.
– Он еще на складе. Мои черти смотрят в оба, можешь не беспокоиться.
Гортензия бессильно опустилась на стул.
– И ты полагаешься на своих чертей?.. Хочешь торчать в лагере, пока не придут американцы? Ну, знаешь…
Цвайлинг устало махнул рукой.
– Не болтай чепухи!