Хюррем, наложница из Московии. Демет Алтынйелеклиоглу
на пол рядом с мангалом. Александра сжала свою сумку с приданым в руках. «Московитская наложница, – сказала она себе злобно. – Эта московитская наложница еще станет хозяйкой дома».
XII
Она чувствовала себя совершенно разбитой. Боль от побоев аги, которого, как она узнала, звали Сюмбюль, не проходила. После того как Сюмбюль со своим спутником ушел, появились две рослые темнокожие женщины. На их курчавых волосах красовались остроконечные шапочки. На них были белые длиннополые кафтаны, надетые поверх зеленых рубах, и желтые объемные шаровары. На ногах – кожаные туфли.
Александра еще не знала, что в гареме полно чернокожих служанок и что обязанности каждой калфы – помогать наложницам, а самое главное – наблюдать за женщинами и обо всем, что они видели и слышали, сообщать Сюмбюлю-аге.
– Мы хотим есть, – сказала Александра. – Куда нас положат спать?
Темнокожие женщины не понимали ее слов. Выученный в Крыму татарский был совершенно напрасен. Интересно, а где ага так хорошо выучил ее родной язык? Конечно, говорил он с сильным акцентом, но, по крайней мере, его можно было понять.
Калфа, что была помоложе, указывая на себя, произнесла: «Сетарет», а затем указала пальцем на подругу: «Гюльбеяз».
Если бы Александра понимала язык, она бы расхохоталась, услышав, что черную, как вороново крыло, женщину называют розой, гюль, да и к тому же белой – беяз.
Но Александра лишь попыталась повторить: «Се… та… Гюль… бе… яз». Женщина усмехнулась и поправила ее: «Сетарет и Гюльбеяз». Тогда Александра назвала свое имя и указала на татарку: «Мерзука».
Имя Мерзуки калфа запомнила мгновенно, но имя Александры она никак не могла выговорить.
Двор гарема вновь заполнял привычный гул. То были голоса любопытных женщин.
Александра поднесла руку ко рту и показала, будто ест. Затем погладила себя рукой по животу: «Мы умираем от голода».
Женщина, которую звали Гюль или как-то так, смешно поднесла обе руки к голове: «Хамам, хамам! Сначала хамам, затем еда».
Что же она такое говорила?
Калфы жестами показали, что надо идти с ними. Мерзуке и Александре пришлось подчиниться, деваться было некуда.
После длинного полутемного коридора они оказались в каком-то месте с высоким потолком, где все было покрыто мрамором, и тут Александра внезапно поняла, что им предстояло помыться.
На мраморной скамейке лежали белоснежные полотенца с толстым ворсом и куски тонкой ткани в разноцветную полоску.
Сетарет сказала, указывая на белую ткань из грубой пряжи: «Берите полотенца. А вот пештамал[28], и наденьте банные сандалии». Увидев, что девушки растерянно смотрят на деревянную обувь, она сняла с них башмаки и одела на них эти сандалии. Сандалии были на высоких подставках, и было непонятно, как можно ходить в такой высокой обуви по скользкому полу. Казалось, женщина поняла, о чем они думают, и, задрав свои желтые широкие шаровары, тоже надела банные сандалии и принялась вышагивать в них, стуча по мрамору. Александра подумала, что никогда
Пештамал – банный передник или кусок ткани, надеваемый на время мытья.